, однако сразу вслед за тем выдвигался новый аргумент: мало того что ничего не доказано, но и бесспорные доказательства ничего бы не значили, поскольку речь идет не о шпионаже, а о природоохранном мониторинге. Ст. 7 Закона о государственной тайне гласит, что "сведения об экологии" не подлежат засекречиванию. Как часто бывает, переизбыток аргументов вредит аргументации. Если суд не справился с задачей доказывания (чего бы то ни было - хоть продажи японской разведке сверхсекретных шифров), то вопрос о характере собираемых данных снимается сам собой. Если сбор и продажа "сведений об экологии" безусловно дозволены всякому, вообще нет предмета для суда и следствия. Судя по качеству проведенной процедуры, Пасько действительно следует оправдать - взялись ловить шпионов, так ловите умеючи, а если не умеете, то не позорьтесь. Тем не менее возникающий в связи с владивостокским процессом набор вопросов общеюридического характера остается в силе. Сегодня один эколог, завтра другой - и что тогда?
Искомая норма насчет "сведений об экологии" странна во многих отношениях. Даже и в смысле норм русского языка. Можно ли разгласить "сведения о зоологии" или "сведения о метеорологии"? Экология - это наука о природных сообществах, т.е. некоторый набор общих закономерностей, к каковому набору понятие разглашения вообще неприменимо. Другое дело, что в бытовом (отнюдь не нормативном) употреблении под экологией принято понимать все что угодно: просто состояние природной среды, плохое состояние природной среды или даже всеобщая гармония и фисгармония ("экология духа"). Употреблять столь многозначное слово в текстах уголовно-правового характера есть юридическое бескультурье, могущее повлечь за собой тяжкие последствия. Не спасает дело даже и замена "сведений об экологии" на "сведения о состоянии природной среды", поскольку, рассуждая в современном духе, что же не есть природная среда и что же на нее не воздействует? Всякое средство ведения войны на эту среду воздействует, и весьма. При расширительном толковании (а на другое какой же эколог согласится?) и партизан, наблюдающий из кустов, сколько германских воинских эшелонов проследовало от Орши на Витебск, всего лишь осуществляет природоохранный мониторинг, ибо ясно, что содержимое эшелонов окажет сильное воздействие на природу. Записать в закон безоглядную норму легко, несколько труднее в ходе конкретной юридической процедуры согласовать ее с простейшим здравым смыслом.
Но экологический ляп - лишь верхушка айсберга. Дело гораздо хуже, ибо в современном русском правоприменении понятие шпионажа является вообще неустоявшимся. В сталинскую эпоху вопрос о шпионаже был решен с гениальной простотой. Поскольку "разведку интересует все", то и любая (реальная или потенциальная) передача любой информации иностранцу есть шпионаж. Когда настал расчет с советским прошлым, вопрос был решен по-новому, но опять же с гениальной простотой. Было установлено, что шпионов нет, потому что их не может быть никогда, а контрразведка - такая же дикость, что и охота на ведьм. Была в том, конечно, известная асимметрия, ибо сообщения ФБР о русских шпионах в Америке в качестве witch-hunt отнюдь не воспринимались, но нет в жизни совершенства. Между тем никто не отменял того обстоятельства, что в мире есть много разных государств и все они любят знать про своих соседей что надо и чего не надо, да и римское "caveant consules..." ("да будут консулы бдительны, чтобы республика не понесла никакого ущерба") совсем не в КГБ придумали. Но слишком уж скучна эта задача: вместо светлой веры в то, что шпионов и разведок вообще не существует, дотошно детализировать на уровне законодательства и общественного сознания, что должно подлежать лишь моральному осуждению, что - дисциплинарным взысканиям, что - наказанию за преступную халатность, а что - шпионской статье на полную катушку. Когда вместо этого есть лишь непонятная серая зона, вопрос неизбежно будет решаться самым простым и грубым методом - проб и ошибок. Чем светлее вера в бескорыстную экологию и бесшпионное мироздание, тем вернее дело Пасько будет снова воспроизводиться.