Участники ГКЧП - а ведь какие дивные покаянные письма вгорячах после ареста слезливый Стародубцев писал отечественным правозащитникам! - подтвердили свою неколебимую преданность идеалам "Слова к народу", обрисовав весь нескончаемый ужас последних десяти лет, от которого они, хотя и неудачно, пытались всех нас спасти. Противоположная маргиналия, напротив, установила точное соответствие между идеалами ГКЧП и нескончаемым ужасом нашего сегодняшнего страдания под гнетом кровавых чекистов. Согласно первой группе товарищей, наша страна погибла десять лет назад. Согласно второй группе товарищей, она погибла в течение последнего года. В любом случае неясно, как мы живем и живем ли вообще.
Между тем жизнь почему-то продолжается и, как бы это ни кощунственно звучало, даже и хорошо продолжается. Бесспорно, безобразий и неблагоустройств, как всегда, выше крыши, однако в том и природа юбилейных суждений, чтобы хоть на краткое время отвлечься от наблюдения за сиюминутными непотребствами и, встав на цыпочки, оглядеть какую-то историческую перспективу - что было, что стало. Перспектива же такова, что еще двадцать лет назад исхода вообще никакого не было. Самый передовой в мире строй представлялся установленным на века, и под руководством родной партии, предписывающей где жить, куда ездить, что иметь, что не иметь, что читать, что не читать, предстояло жить до смерти. Антитезой же самому передовому строю виделся разве что глобальный катаклизм по образцу 1917 года. Бестселлером раннегорбачевской эпохи стал кабаковский "Невозвращенец" с описанием грядущего всероссийского гуляй-поля. Острота, с которой было воспринято 19 августа 1991 года, объяснялась тем, что антиномия казалась явленной со всей прямотой - либо новый срыв в свинцовую мерзость коммунизма, либо опасное приближение к красочному гуляй-полю. То, что спустя десять лет у нас есть довольно неблагоустроенное, но все же государство и все же некоммунистическое, которое тогда представлялось если не венцом желаний, то чем-то около того. Когда сейчас повторяют дежурные речи о деградации всего и вся, создается впечатление, что десять лет назад на дворе был 1913 год, когда Россия наливалась соками. Десять лет назад на дворе был год 1991-й, когда главные мечтания граждан сводились к тому, чтобы в стране имели хождение деньги, за которые можно было бы свободно покупать полезные в хозяйстве товары. Справедливо жалуясь сегодня на то, что наше место в международном хозяйстве и международной политике далеко не такое завидное, как хотелось бы, мы забыли, что десять лет назад такие заботы никого не занимали. Была более насущная забота - расползающаяся на глазах первичная ткань общественного устройства. Граждане запасались картошкой и буржуйками. Из того, что политики первых послекоммунистических лет часто злоупотребляли ссылками на тяжкое коммунистическое наследие, прикрывая тем свои собственные огрехи, еще никак не следует, что наследие было легким.
Термин "чудо", применяемый к восстанавливающейся после разрухи стране ("немецкое чудо", "японское чудо"), обыкновенно имеет сугубо экономический смысл - стремительный рост ВНП после "часа зеро". Но у Бога чудес много, и то, что за десять лет удалось сделать почти невозможное, непредставимое - потихоньку собрать страну и государство из послекоммунистических обломков и начать подыматься, - это с не меньшим основанием когда-нибудь будет названо "русским чудом". Основатели советского государства хорошо знали свое дело, когда торили глубоченную - не выскочишь - колею к светлому коммунистическому будущему. Народ России и восстановители нормального русского государства сумели выскочить из проклятой колеи с в общем-то минимальными для такого дела потерями. И это хорошо. Ежедневно кичиться этим не надо, но хоть раз в год вспоминать - невредно.