Скажите, как его зовут: «Пиноккио» советует не спешить с ответом


Здесь взрослые бьют детей в школе, издеваются над ними на нарочито неправедном суде и вытягивают из них последние деньги. А если ребенок еще и «с особенностями»... В российский прокат вышло вызывающе эстетское мрачное фэнтези «Пиноккио», сделанное в Италии и совершенно не планирующее заигрывать с семейной аудиторией. Если это и сказка, то такая, после которой не у каждого получится уснуть.
Страшные истории для рассказа в темноте
В 2015 году Маттео Гарроне, к тому времени уже признанный итальянский мастер кино, известный по пессимистичным «Таксидермисту», «Гоморре» и «Реальности», представил в Каннах свой англоязычный дебют. Он назывался «Сказка сказок» (в российский прокат вышел как «Страшные сказки», видимо, чтобы избежать путаницы с шедевром Юрия Норштейна) и отсылал к одноименной книге Джамбаттисты Базиле, предшественника Карло Гоцци, Шарля Перро и братьев Гримм. Гарроне словно бы попытался очистить фольклорные сказания о великанах, монстрах, чудовищных ритуалах и противоестественных страстях от присущего им сегодня «детского» смягчения.
Это как если бы человек XVI столетия подробно описал все эти сюжеты, не слишком смакуя деликатные подробности, но и не скрывая их вовсе. Красочный, жестокий, но какой-то очень понятный на уровне прапамяти мир, слегка оттеняемый разве что несколько чужеродной здесь английской речью и суперзвездами в ключевых ролях. Словно подстраховываясь от возможного неприятия публики, Гарроне позвал Сальму Хайек, Венсана Касселя, Тоби Джонса, Джона Си Райли и только что сыгравшую в фонтриеровской «Нимфоманке» Стэйси Мартин.
Привыкшая к семейному детскому кино публика была шокирована этим возвращением в средневековье, «Сказка сказок» практически незаметно прошла в прокате, и Гарроне вернулся к более привычной криминальной эстетике в суперхите «Догмэн». Но внимательному зрителю стало ясно, что фольклорные прообразы проходят сквозь всё творчество итальянского режиссера, так что, когда он взялся за давнюю мечту, постановку по мотивам «Пиноккио» Карло Коллоди, никто не удивился.
Жизнь не так прекрасна
Настораживало только то, что он пригласил на роль Джепетто Роберто Бениньи, для которого этот сюжет стал крестом на карьере: его эксцентричный и высокобюджетный «Пиноккио», где Бениньи был и режиссером, и самим деревянным мальчуганом, в 2002 году с треском провалился, и с тех пор великолепный итальянец снял всего одну картину, «Тигр и снег».
Впрочем, Бениньи-Джепетто — великолепен, он как будто специально намекает на профессиональную трагедию создателя оскаровского хита «Жизнь прекрасна», потому что персонаж этот к началу картины — умелец на все руки, который никому не нужен и даже прокормить себя одного ему не под силу. Бениньи даже разыгрывает абсолютно бенефисную сцену, где его персонаж в трактире пытается доказать хозяину, будто мебель срочно нуждается в ремонте и он готов починить «шатающиеся» стул, стол и дверь почти бесплатно. Это лучший актерский момент фильма.
Что касается всего остального, то здесь Гарроне выбирает метод постепенного погружения в причудливый фантастический мир средневековых легенд. То есть сначала мы видим самый обычный бедный городишко, но потом оказывается, что на деревянного мальчишку там никто не обращает особого внимания. Марионетки в театре, даром что на веревках и очень жуткие, как в хоррорах, на самом деле вполне живые, говорящие и подвижные существа, но они в рабстве у самодура Манджафоко (аналог Карабаса-Барабаса). А дальше возникают и гигантские антропоморфные улитки, и философствующие тунцы, и Кот с Лисом, которые то ли просто бродяги, то ли очеловеченные звери. Бытовое и фантастическое легко сосуществуют здесь без всякого четкого разделения, и никаким четким законам Гарроне сюжет подчинять не собирается. Логика тут как у сна, вернее, кафкианского кошмара, в котором все участники принимают происходящее совершенно хладнокровно.
Пиноккио тут рядом
Особенно интересно, как в фильме показаны личность Пиноккио и его проблемы с интеграцией в человеческое сообщество. Деревянный мальчуган ведет себя подобно ребенку с задержкой психического развития или с расстройством аутистического спектра: он начисто лишен эмпатии, зациклен только на исполнении собственных желаний, не понимает, когда причиняет кому-то боль, и не сочувствует чужим эмоциям. Реагирует только на действия, направленные непосредственно на него, но при этом он не злой, напротив, он сентиментален и по-своему добр, любит ласку.
Средневековые методы инклюзивного воспитания жестоко переламывают его личность и заставляют комплексовать, что он не такой, как все. Но его желание «стать обыкновенным мальчиком», столь понятное в сказке, здесь выглядит почти абсурдно. Люди смертны, они злы и завистливы. В школе, куда «надо ходить», глупые и ограниченные учителя лупят учеников розгами, а взрослый мир лицемерен, человек там совершенно не защищен и бесправен, везде процветают бедность и пороки. На этом подробно выписанном фоне мечта стать человеком выглядит очередным проявлением наивности Пиноккио, а современный зритель легко угадывает здесь скрытую полемику со сторонниками «выправления» «особенных» детей, которая сегодня очень актуальна в Европе.
Необычность и сложность «Пиноккио» Гарроне могут стать серьезным препятствием для его проката, как это уже было и со «Страшными сказками», чья мировая касса менее $6 млн. В Северной Америке на момент Берлинале у новой картины Гарроне еще даже не было дистрибутора. Весной у нее намечен релиз в некоторых европейских странах, и по успеху там и в России можно будет судить о дальнейшей коммерческой судьбе картины.