«Они насиловали женщин, даже маленьких девочек у нас на глазах»
Несовершеннолетнего Марка из Камеруна сложно назвать счастливчиком. За свою недолгую жизнь он успел потерять почти всю семью, а по пути к ливийским берегам, откуда он решился перебраться в Европу, его неоднократно пытали и четырежды перепродавали в рабство. И всё же в некотором смысле Марку повезло — он сумел добраться до центра «Врачей без границ» в Пантине, что к северу от Парижа. При поддержке этой благотворительной организации «Известия» решили рассказать историю этого камерунского беженца. Она показывает, что из-за политики Европы люди, подобные Марку, после жуткого пути до Ливии и смертельно опасной переправы по Средиземному морю не попадают на попечение соцслужб, а продолжают скитаться в поисках своего места в мире.
Тернистый путь
Историей Марка (имя вымышленное, фамилия и точный возраст не сообщаются в целях безопасности) с «Известиями» поделились в благотворительной организации «Врачи без границ». Как известно, ее сотрудники многие десятилетия спасают жизни в самых сложных регионах мира. В последние годы они активно включились в помощь беженцам, покинувшим свои дома и оказавшимся по другую сторону Средиземноморья. В конце 2017 года «Врачи» открыли небольшой центр в северо-восточном пригороде Парижа Пантине для оказания помощи несовершеннолетним беженцам, оказавшимся во Франции без сопровождения взрослых. Одним из их пациентов и оказался камерунец Марк.
Его рассказ о своей жизни до Пантина выглядит несколько сбивчиво. Он то и дело говорит, что это история слишком длинная. Однако даже тех полученных обрывков хватит, чтобы проникнуться его судьбой.
Отца, выходца из народности бети, убили, когда Марк был еще маленьким, мать по-прежнему жива, но он точно не знает, где именно она сейчас. Первые школьные годы Марк провел в доме старшей сестры и ее мужа в одном из крупнейших городов Камеруна — Дуале. Но после смерти последнего был вынужден бросить школу и перебраться к старшему брату и младшей сестре в Баменду.
Шел конец 2016 года. В Камеруне — некогда немецкой колонии, поделенной после Первой мировой войны между Великобританией и Францией, — назревал конфликт между англофонами и франкофонами. Впоследствии он получил название «англоязычный кризис». Эта война продолжается в Камеруне и по сей день.
— 1 января 2017 года мой старший брат, который был в оппозиции, сказал, что мне нужно уходить. В Баменде со всех сторон летели пули. Но брат сказал, что его оппозиционная группа хочет дать в руки оружие детям, даже девочкам. Положение стало по-настоящему опасным. Он сказал, что нужно бежать из страны, — рассказал Марк.
В путь подальше от охваченной войной республики Марк отправился с 13-летней сестрой — при посредничестве проводника Муссы, которого нашел им брат. Мусса провел их через Нигерию до границы с Нигером, и там — в закрытом двухэтажном доме, набитом людьми, — Марк с сестрой провели больше недели. Пока однажды ночью за ними и другими беженцами не пришли арабы, чтобы провести их через пустыню.
— Пятилитровая банка воды и немного тапиоки с молоком — это всё, что они дали нам на дорогу. Я видел эпицентр контрабанды людей в пустыне. Пикапы, битком набитые эфиопами и эритрейцами, присоединились к нам посреди дороги. Там было 32 грузовика, а нас было около 700 мигрантов, — говорит Марк.
На пятый день пути через пустыню на кортеж с беженцами напали бандиты, семь или восемь человек погибли. В их числе оказалась и сестра Марка — пуля, угодившая ей в ребро, была отравлена каким-то ядом. Она умерла почти сразу же.
— У меня в сумке была простыня. Я обернул ею тело сестры и похоронил ее. Когда я потерял сестренку, у меня поехала крыша. Единственное, чего я хотел, — вернуться домой. Но мы продолжали ехать по пустыне. У нас не осталось еды и воды. Друг показал мне, что делать, когда вода заканчивается. Ты мочишься в банку и пьешь из нее, — вспоминает Марк.
В последующие несколько дней одна стоянка для мигрантов сменялась другой, пока караван не добрался до ливийского местечка Себха. Там Марку и его сотоварищам по несчастью объявили — их продали. Но они смогут продолжить свой путь во Францию, если родственники заплатят выкуп.
— Но мне некого было звать, поэтому меня мучили всеми возможными способами. Меня били трубами, швыряли мне в грудь цементные блоки. Они вырвали у меня зуб с помощью лома. От кровотечения у меня голова отекла и стала как воздушный шар. Они начали насиловать женщин, даже маленьких девочек, прямо у нас на глазах. Они били матерей, когда те пытались помочь своим детям, — описывает Марк то, что делали с людьми, у которых не было возможности откупиться.
Так и не получив денег, Марка то и дело перепродавали — как вещь — из рук в руки. Сначала ганийцу, работавшему с арабами, затем — ливийцу. Но хуже всего для мальчика оказалась ливийская тюрьма. Это был двор, в котором пришлось тесниться одновременно двум тысячам человек. В нем не было крыши, но оттуда всё равно не сбежать — над двором натянуты высоковольтные провода, которые убивали наповал, стоило только дотронуться.
— Мы не могли спать по ночам. Там было недостаточно места для того, чтобы лечь, поэтому мы сидели. Мы ели группами по 15 человек за раз. Мы смешивали кубики «Магги» и соль в банках с помидорами. Люди умирали каждый день. От голода или от пыток, — не без труда вспоминает Марк мрачные дни.
Дальнейший рассказ камерунец продолжает уже без деталей, сообщая лишь, что после тюрьмы он был сначала продан кому-то в Завию, а затем — уже в четвертый раз — перепродан в Триполи. Оттуда он смог в конце концов сбежать и перебраться во Францию.
В Пятой республике Марк находится уже год. Его дела обстоят куда лучше, чем на родине, но вспоминать о прошлом он всё еще не хочет.
Война с системой
История Марка, увы, не уникальна. Каждый год добраться до Европы пытаются десятки тысяч африканцев, жителей стран Ближнего Востока и Южной Азии. Сотни людей гибнут по дороге до Ливии — ныне главного контрабандистского хаба по нелегальной переброске мигрантов в Европу. Еще сотни сталкиваются с кромешным адом на земле, попадая в лагеря, а по сути, в тюрьмы, для мигрантов на ливийской территории. Как показал опрос «Врачей без границ» в их центре в Пантине — том самом, где в итоге очутился Марк, — 87% молодых людей из числа их подопечных подвергались на миграционном пути насилию, пыткам или жестокому обращению.
Еще сотни, а то и тысячи жизней ежегодно уносит дорога по Средиземному морю, переплывать которое отчаявшихся людей отправляют на перегруженных утлых суденышках, а иногда и вовсе на надувных лодках. При этом с 1 марта этого года Евросоюз остановил все спасательные операции на море, сославшись на нежелание стран-членов принимать беженцев. Некоторые страны, в первую очередь Италия, и вовсе криминализовали деятельность гуманитарных организаций, продолжающих помогать людям в Средиземноморье и привозить их в европейские порты. Их либо просто не подпускают к своим берегам, либо грозят крупными штрафами за ослушание.
Не лучшим образом складывается положение и во Франции. Главную тревогу у правозащитников вызывают несовершеннолетние дети без сопровождения.
Подписанные Францией международные конвенции и ее национальные законы гласят, что любой человек в возрасте до 18 лет, не имеющий родителя или законного опекуна, — независимо от того, является он гражданином страны или нет — должен получить при посредстве социальных служб защиту и жилье, доступ к помощи и школьному образованию.
На деле никто во Франции (да и в других странах Европы) не спешит обеспечивать подростков-мигрантов жильем и необходимой помощью. И даже, напротив, вводит заведомо сложные административные процедуры, чтобы отказать им в убежище по итогам рассмотрения дел.
Одна из первых таких препон — отказ признать в мигранте несовершеннолетнего. По данным департамента по делам несовершеннолетних без сопровождения Министерства юстиции Франции, в 2018 году из 40 тыс. молодых людей лишь 17 тыс. были официально признаны госорганами подходящими под это описание и переданы на попечение социальных служб.
В прошлые годы в западных СМИ часто мелькали истории, как бородатые афганцы или сирийцы, чьи лица испещряли морщины, пытались выдавать себя за 15-летних, и миграционным властям Австрии или, скажем, Германии, стоило немало усилий и средств официально доказать обратное. Поэтому недоверие европейских властей в мигрантам объяснимо.
Но бывало и наоборот — когда на правонарушения заведомо шли сами же правоохранительные органы.
— Мы попали из Италии во Францию вечером, вошли в деревню и хотели поискать помощи. Кто-то увидел нас с балкона, и вскоре появились полицейские. Мы побежали, они стали нас преследовать. Я упал головой на землю. Полицейский прижал мою голову ногой... Меня спросили о национальности и возрасте, я ответил, что мне 16, а они сказали, что я не несовершеннолетний, и исправили дату моего рождения в документах... А потом нас отвезли к границе с Италией и сказали: «Вон дорога, покиньте Францию», — рассказал несколько месяцев назад «Врачам без границ» беженец Юсуф.
Первый этап определения того, является ли проситель действительно несовершеннолетним без попечителя, — собеседование, которое длится от силы минут 10. Более точный ответ о возрасте дает рентген костей, но это занимает время. Половина молодых людей, попавших в итоге в центр в Пантине, до этого жили прямо на улице.
— Как-то раз я сел на 7-ю ветку (метро), проехал по ней до конца, а потом проехался по 4-й до конечной и так еще много раз по другим линиям. Просто чтобы убить время и согреться, — поведал сотрудникам центра один из молодых людей, оказавшийся в подобной жизненной ситуации.
В 2018 году больше половины из числа таких несовершеннолетних, судьбу которых отслеживал центр в Пантине, смогли через суд запросить повторную оценку их дела и в конечном итоге добиться признания. После они были переданы на попечение французских социальных служб. Но на общем фоне это выглядит каплей в море.
