В дни, когда западный мир праздновал День святого Валентина, в Южной Азии лилась потоком кровь. 13 февраля, в самый канун праздника, произошел теракт в Иране, на следующий день — в Индии. 27 погибших в первом случае, 40 — во втором. Оба нападения проведены по одному сценарию: смертники на заминированных автомобилях врезались в автобусы, на которых перевозили бойцов «Корпуса стражей Исламской революции» и сил центрального полицейского резерва соответственно.
В первом случае ответственность взяла на себя группировка «Джаиш аль-Адль», борющаяся за независимость от Ирана провинции Систан и Белуджистан, во втором — «Джаиш-э-Мухаммад», требующая независимости для Кашмира.
Главное, что объединяет эти теракты: обе группировки, по утверждению Тегерана и Нью-Дели, базируются на территории Пакистана и действуют под крышей ISI — могущественной Межведомственной разведки, которая вербует боевиков, готовит их в специальных лагерях и отправляет через границу — сражаться во имя свободы белуджей и кашмирцев и сеять хаос в приграничных регионах.
Буквально нескольких дней хватило, чтобы отношения Исламабада с Тегераном и Нью-Дели капитально испортились. Если Иран пока ограничился гневными речами и нотой послу, то происходящее в Индии не назовешь иначе как волной национального гнева. Из институтов выгоняют уроженцев Кашмира, которые в соцсетях публично радовались теракту, владельцы спортивных баров снимают со стен портреты пакистанского премьера Имран Хана, былой звезды крикета, которого любили и в Пакистане, и в Индии. Премьер Нарендра Моди публично обещает силовикам свободу рук — они сами будут решать, когда и как нанести ответный удар.
Политическую атмосферу в Индии подогревает предвыборная кампания: Моди важно показать себя сильным лидером, готовым пойти на жесткие меры. В прошлый раз, когда боевики расстреляли 19 индийских военных в Кашмире, всё закончилось «хирургическими ударами» — индийский спецназ тогда ночью вошел на пакистанскую территорию и разгромил лагеря подготовки террористов, под горячую руку убив несколько пакистанских солдат. Но тогда официальный Исламабад был не готов к жесткому ответу. А что будет сейчас?
Пакистан горячо отрицает причастность к терактам в Кашмире, и, скорее всего, в данном случае его чиновники и политики не кривят душой. Система власти в этой республике устроена настолько сложно, что одна рука вполне может и не знать, что делает вторая. Формально страной правят гражданские власти, фактически большинство решений принимают военные. Кто-то симпатизирует Китаю, кто-то арабским монархиям Залива. Та же ISI одной рукой борется с пакистанским «Талибаном» (запрещен в РФ), другой — помогает афганскому. Практически невозможно разобраться, чья именно рука дернула за веревку и затянула конфликтный узел намертво — остается только догадываться. В том, что рука эта была, сомневаться не приходится: уж слишком похожи теракты в Иране и Индии.
Как бы то ни было, нынешняя ситуация оказалась неприятным сюрпризом практически для всех игроков в регионе, включая Россию. Москва заинтересована в прочном мире в Южной Азии: через пылающую границу трубы с газом и нефтью не проложишь. Всего три года прошло с тех пор, как Индия и Пакистан стали членами ШОС. Тогда скептики предрекали организации коллапс из-за столкновения интересов Нью-Дели и Исламабада. Вместо коллапса получилось эффективное сотрудничество, но что будет теперь, после теракта? Пакистан и Индия должны обмениваться информацией по экстремистским организациями в рамках Региональной антитеррористической структуры — РАТС; какой уж тут обмен, когда одна страна прямо обвиняет другую в засылке боевиков на свою территорию?
Южная Азия — сложный регион, где каждый шаг к миру дается с огромным трудом. И последние теракты демонстрируют, как хрупка иллюзия стабильности на юге Евразии.
Автор — кандидат исторических наук, научный сотрудник ИМЭМО РАН
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
