«Я пошла к жизни, а маму отправили в газовую камеру»
В эти дни во многих европейских столицах проходят дни памяти жертв холокоста. Каждый год силами Европейского еврейского конгресса такое мероприятие проводится и в здании Европарламента в Брюсселе. «Известия» побывали на дне памяти и пообщались с Сюзан Поллак, пережившей холокост.
В зале гаснет свет, и на сцену выходит невысокая старушка в сером платье. Это Сюзан Поллак. В 1944 году свой тринадцатый день рождения она встретила в Освенциме.
— Когда я вспоминаю те страшные дни — а я не могу не вспоминать — мне каждый раз хочется плакать. Плакать от того, насколько черствыми оказались все мировые правительства, когда евреи Европы просили их защитить, просили их приютить. Я вспоминаю, как отказали пассажирам «Сент-Луиса» — лайнера, который вышел из порта Гамбурга и вез евреев в США. Многие из них надеялись, что американские власти предоставят им убежище. Но правительство Рузвельта ясно дало понять: въездных виз вам мы не дадим. Аналогично поступили правительства Кубы, Канады... Когда экипажу судна стало ясно, что им нигде не рады, они были вынуждены вернуться в Гамбург. Почти все пассажиры позднее закончили свою жизнь в Освенциме и Собиборе.
Узница Освенцима Сюзан Поллак
Сюзан Поллак в этом году исполнится 89 лет, но она по-прежнему красит губы алой помадой. Как она сама объясняет, улыбаясь, «это за ту юность, которую у нее отняли».
— Германия вторглась в Венгрию в 1944 году. Тогда же отца, как и глав других еврейских семейств нашего городка, пригласили на специальный совет, чтобы обсудить, как их семьи будут жить дальше. В тот день отец не вернулся домой, и больше я его не видела. Уже после войны я узнала, что их всех прямо там скрутили и увезли — либо в концлагерь, либо убили где-нибудь неподалеку.
Сюзан признаётся, что рассказывает эту историю уже больше семидесяти лет, но каждый раз при воспоминании об отце к горлу подступает ком.
— Я попала в Освенцим весной того же года. Нас с мамой и другими родственниками привезли в одном вагоне. На выходе всех поставили в очередь — и детей, и взрослых — всех вместе. Перед очередью стоял рослый мужчина с высоко поднятой рукой. Это был доктор Менгеле. Он постоянно болтал кистью — то вправо, то влево. И в зависимости от движения его кисти новоприбывшие шли либо в бараки, либо в какое-то другое помещение — какое, я еще не знала. Как выяснилось немного позднее, мне повезло — я пошла к жизни, а маму отправили в газовую камеру.
Вход в одну из газовых камер лагеря Освенцим
Сюзан осекается, и на несколько мгновений ее взгляд замирает в пустоте.
— Мама, пойдем, нас уже ждут, — одергивает ее дочь, держащая в обеих руках огромные букеты цветов. — Ты уже рассказывала эту историю, мама, нам пора на самолет.
Сюзан виновато улыбается и просит еще минуточку. Я тороплюсь сказать ей, что буквально за день до нашей встречи беседовал с человеком, который освободил Освенцим. Она просит рассказать поподробнее, что это за человек. Дочь женщины шумно выдыхает и уходит искать вазу для цветов.
Краков не должен пострадать
Ивану Мартынушкину той зимой было 20 лет. Он родился в январе и свой день рождения встретил где-то на заснеженных дорогах Польши. Командир взвода, он воевал в составе 1-го Украинского фронта под руководством маршала Конева.
Иван Мартынушкин с боевыми товарищами
— 12 января 1945 года мы подошли к городу Кракову. Планировалось, что в город мы войдем уже ближе к концу месяца. Но тут товарищу Сталину позвонил Черчилль и попросил в связи со сложным положением союзников в Арденнах начать наступление на Польшу несколько раньше, с тем чтобы отвлечь немцев. Перед взятием города у нас был специальный инструктаж — нам объясняли, как себя вести с польским населением, пояснили, что Польша — наш союзник, местные жители также выступают против Гитлера, призвали нас вести себя по отношению к полякам с уважением и доброжелательно, чтобы не запятнать честь советских воинов.
Иван Степанович улыбается, поправляя очки. И продолжает:
— Краков очень нравился товарищу Сталину, он, вероятно, бывал здесь еще до войны. Поэтому нам поступил особый приказ — по возможности обойтись без артобстрелов, чтобы сохранить богатое архитектурное наследие города. А немцы, уходя из Кракова, напротив, заминировали все его замки, костел, где короновались польские короли, здание университета и планировали стереть город с лица земли, как они поступили с Варшавой, — вспоминает он. — Но благодаря усилиям наших разведчиков о планах немцев стало известно заранее, наша армия решила обойти город с запада, тем самым перерезав гитлеровцам пути к отступлению. Солдат рейха наше появление застигло врасплох. В итоге Краков был взят почти без потерь, и всё его архитектурное достояние уцелело.
Ветеран Великой Отечественной войны Иван Мартынушкин
Отдельно он отмечает еще один случай — как их встречало местное польское население.
— На одной из улиц Кракова мы остановились на привал, бойцы принялись кормить лошадей, прочищать оружие. И тут ко мне подошел один местный житель в интересной шляпе и говорит: «Не могли бы вы, пан, мне помочь? Немцы украли у меня из квартиры фортепиано, но далеко его не унесли, — и указал на соседнее здание, где действительно стоял инструмент. — Пан, не мог бы кто-нибудь из ваших солдат занести мое фортепиано обратно?» — Иван Степанович ловко, со слегка отставленной назад рукой, изображает легкий польский акцент.
— Я, конечно, смутился: чего-чего, а такой просьбы я явно не ожидал. Но тут два моих бойца, сидевших неподалеку и, по-видимому, услышавших наш разговор, подскочили и вызвались помочь человеку в шляпе — пусть показывает, где его пианино, притащим. Подвязали веревками инструмент и затащили в квартиру. Пан рассыпался в благодарностях, пригласил нас зайти к нему в гости. Я вошел, но тут же с порога увидел, что весь пол в квартире выложен зеркальным паркетом. А на мне походные солдатские сапоги, все в пыли. И я вежливо отказался проходить дальше, настолько меня поразил этот зеркальный паркет. После стольких лет войны, после всей той разрухи, которая встречалась нам на пути, увидеть такое... Бойцы потом до самого конца войны шутили: а что же пан немцев-то не попросил ему рояль обратно затащить?
Впереди Освенцим
После Кракова Иван Мартынушкин со своими товарищами продолжал идти на запад.
— Это был уже конец января. Бои с немцами шли буквально за каждый холм. Идем, и вдруг перед нами большое заснеженное поле. По периметру мощная ограда, в обе стороны длинная стена. Первое впечатление было, что это какая-то база с военными припасами. Недалеко в самом городке Освенцим шли ожесточенные бои — от нас это было в 3–4 км, так что мы слышали время от времени канонады и спешили прийти на подмогу. Но тут из одной из сторожевых башен по нам открыли огонь. Мы решили зачистить этот участок, рассредоточились по периметру вдоль забора, начали двигаться, чтобы выяснить, где скрывалась охрана этого укрепления. Общая площадь лагеря, как мы рассчитали, была более 40 кв. км.
Перед батальоном не было задачи провести какую-либо операцию в лагере. Это было в порядке интереса. Но тут из штаба пришло разъяснение: «Это лагерь военнопленных, постарайтесь без артиллерии, не вступайте в перестрелки, поскольку в лагере много людей, шальные пули могут привести к беде». 95-летний ветеран чеканно диктует текст приказа, как если бы он был у него перед глазами.
Заключенные Освенцима смотрят сквозь колючую проволоку после освобождения. 1944 год
— И вот мы входим в лагерь, а там бараки, и у бараков стоят люди. Вид у них... Все в тюремных робах, грязные, худые. Объясниться с ними и понять, что это за люди, мы не могли. Но уже потом я вспомнил, что многие из них повторяли одно слово: «хунгари». Это, наверное, были венгры — последняя крупная партия евреев — более полумиллиона человек — поступила в Освенцим как раз из Венгрии летом 1944 года. За неделю-две до нас немцы собрали всех заключенных, кто мог самостоятельно передвигаться, и погнали вглубь страны. Это было то, что впоследствии назовут «маршем смерти». К нашему приходу в лагере уже не было охраны, оставались только самые немощные либо те, кто сумел спрятаться под бараками. Гитлеровцы уходили из лагеря в спешке, это было видно по разбросанным бумагам — немцы так не уходят. Повсюду были следы бегства.
Вскоре подошли санитарные батальоны, они оказали первую помощь военнопленным. Узники лагеря, увидев нас, плакали, некоторые улыбались, и в этом чувствовалась их благодарность.
Спасибо вам, Иван
Сюзан широко улыбается и сразу обнимает меня. Кажется, она прекрасно понимает, о каком чувстве говорил русский ветеран.
Наградной лист Ивана Мартынушкина
— Передавайте Ивану от меня и от лица всех, кто был в Освенциме, большое, большое спасибо и пожелание долгих лет жизни. Я пробыла в лагере около 10 недель, но прихода Красной армии я уже не застала. Незадолго до их наступления меня сослали в городок Губен, работать на заводе. А в январе, когда Советы начали активное продвижение, нас, полуодетых, погнали «маршем смерти» в концлагерь Берген-Белзен. Вскоре его освободили британцы. В те дни я думала, что скоро умру, настолько я была без сил. И это ощущение, когда меня аккуратно, нежно-нежно, словно я пушинка, поднимают на руки и я вдруг понимаю, что это не нацисты, осознаю, что это долгожданное освобождение, — этого я никогда не забуду.
