«Поклонникам «Брата» нужен театральный аналог»
Труппе МХАТа имени Горького представлен новый худрук Эдуард Бояков. В беседе с «Известиями» руководитель одного из главных театров страны рассказал о равнении на основоположников, нестареющей «Синей птице» и современной драматургии. Он также сообщил, что хотел бы видеть на сцене МХАТа произведения четверки отечественных писателей — Захара Прилепина, Евгения Водолазкина, Алексея Варламова и Алексея Иванова.
— На сайте МХАТа им. М. Горького изложена его программа: «Свой путь театр определяет как возвращение к Станиславскому». Это вектор будет действовать в вашу эпоху?
— Безусловно. Возвращение к Станиславскому — мощный и актуальный лозунг. МХАТ действительно многое сделал, чтобы удержать традицию. Я встречался с труппой, и мы говорили именно об этом. Само имя театра, его история — огромные обязательства. Мы не можем походя перешагнуть через них или апеллировать к священным именам исключительно для пиара: говорить, что следуем Станиславскому, а идти своим путем.
— В репертуаре театра — «Три сестры», воссозданные Татьяной Дорониной по режиссерскому рисунку Немировича-Данченко. Вы их сохраните?
— Мы очень постараемся. И спектакль «Синяя птица», которому 110 лет, продолжает идти. Это единственная постановка Станиславского, которая сейчас претендует на аутентичность. Мы, конечно, будем сохранять эти спектакли, что никоим образом не исключает продолжения серьезной исследовательской работы. Я бы даже назвал ее лабораторной. Нужно разбираться с тем, как выглядели те спектакли, какие смыслы и методы использовались в работе с артистами, при оформлении. Выяснив это, необходимо идти дальше, думать о том, как нам соответствовать сегодняшнему дню, который вносит серьезные коррективы.
Сцена из спектакля «Три сестры»
Разговаривая с труппой, я привел пример из области балета. Когда Сергей Вихарев воссоздал в Мариинском театре «Спящую красавицу», зрители и специалисты были шокированы — картинка и танец очень отличались от того, что мы привыкли считать балетом Петипа. Его сочинения сложно восстановить не только потому, что записи утеряны, но и потому, что тела балерин за сто с лишним лет изменились невероятно. Антропология изменилась, человек изменился, тела и энергетика актера тоже изменились.
— Реконструкции «Спящей красавицы» давно нет в репертуаре Мариинского театра. Не постигнет ли та же судьба аутентичные спектакли основоположников?
— Значение «Спящей красавицы» в том, что она запустила процесс серьезной работы: в мире возникла волна моды на реконструкцию. То, чем занимается Алексей Ратманский в Америке, отчасти тоже имеет к этому отношение. «Нам не дано предугадать, чем наше слово отзовется». Пример с Петипа для меня очень доказателен, как и наш: сам факт, что существует спектакль, который позиционируется как постановка Станиславского 1908 года, — совершенно уникальный. Поэтому необходима исследовательская лабораторная работа, необходимая хотя бы для того, чтобы у нас было моральное право работать с современным материалом.
Сцена из спектакля «Синяя птица»
Я убежден, что такой театр, как МХАТ им. М. Горького, должен стоять на двух основах — традиции и развитии. Мы — наследники великой традиции, значит, обязаны ее сохранять и развивать. Но как только звучит слово «развивать», возникает необходимость напоминать и себе, и зрителям, что это наследство в свое время было авангардным. Чехов ломал и структуру пьесы, и взаимоотношения персонажей, и их язык. Революция, которую он совершил в мировом театре, намного превосходит радикальность современных авторов.
— Что из современной драматургии достойно вашего театра?
— Боюсь произносить названия не потому, что их нет. Получается, что, отвечая, я объявляю о наших планах. Мы сделаем это, когда отсмотрим весь репертуар и обсудим его с актерами и коллегами.
На днях начала работу большая драматургическая лаборатория, которую я давно планировал и сейчас перенес в театр. Участвуют десять интереснейших авторов из самых разных сфер, начиная с поэтов и заканчивая историками. Я убежден, что пьеса «Последний герой» Ивана Крепостного, пьесы Ольги Погодиной, Владимира Забалуева, поэма Анны Ревякиной «Шахтерская дочь» — мощные, состоятельные и актуальные предложения для современного театра.
Если сделать соответствующие постановки, уверен: зрители нашего зала (почти 1,4 тыс. мест) будут на одном дыхании следить за ними, но это не означает, что я собираюсь сразу запускать эти пьесы в работу — все будет обсуждаться. С Захаром Прилепиным, Сергеем Пускепалисом, с Татьяной Васильевной Дорониной, конечно.
Захар Прилепин
Существует еще один важнейший культурный пласт — современная литература. Валентин Распутин, может быть, не столь известный драматург, как Розов, Володин или Вампилов, но спектакли по его текстам — событие. Убежден, что существование в сегодняшней русской литературе таких величин, как Захар Прилепин, Евгений Водолазкин, Алексей Варламов, Алексей Иванов, заставляет тех, кто работает в театре, как минимум задуматься об инсценировках.
— Собираетесь заказывать авторам инсценировки или кто-то будет делать пьесы на основе их произведений?
— По-разному. В любом случае будем общаться с автором прежде всего. Всёе зависит от книги. У всех четырех писателей есть прозаические тексты, при чтении которых у меня дух захватывало — так хотелось видеть их на сцене.
— Захар Прилепин собирается быть драматургом? Его уже сравнивают с Булгаковым, а тот создавал репертуар для Художественного театра.
— Мы обсуждаем очень серьезно одну работу для большой сцены. Разговор о ней начался до нашего назначения, даже до того, как возникла сама тема МХАТ имени Горького. Скоро объявим.
Татьяна Доронина на праздничном вечере, посвященном 120-летию МХАТ им. М. Горького
— Ваш заместитель Сергей Пускепалис сказал «Известиям», что Татьяна Васильевна поставила условие: «Никаких революций и маханий шашками» — эволюция должна происходить мирно, без потрясений. Но вот одно из ваших высказываний: «Нет эволюции без революции. Эволюция — это волны, идущие от революционного взрыва, импульса». Это ваше убеждение действует в отношении МХАТа?
— Конечно. Любая революция — продолжение эволюции, а любая эволюция — это продолжение революции. Это части единого процесса. Когда мы с Сергеем это говорим, — а я полностью присоединяюсь к его словам — то понимаем, что фаза, в которой сейчас находится театр, не требует революции. Иногда нужно все зачистить, в данном случае такой необходимости нет.
30 лет доронинского МХАТа — очень интересная история. Театр был закрытым, герметичным, существовал внутри процесса с жесткими внешними контурами. То, к чему это привело, имеет огромные плюсы и серьезные минусы. Не хочу пафосных слов, но, может быть, мой приход как раз и нужен, чтобы показать, что этот театр сохранил за 30 лет.
— Татьяна Доронина привыкла быть лидером, теперь она будет одним из лидеров. Как вы мыслите ее функцию в театре?
— Помощник, советчик, участник команды. Везде, где можно говорить о четверке, будет четверка, везде, где нужна персональная ответственность художественного руководителя, лидера, я готов ее брать на себя. Надеюсь, что и в работе худсовета, который будет влиять на политику и стратегию театра, она станет участвовать. Могу сказать, что преклоняюсь перед честностью и смелостью Татьяны Васильевны, доверившей нам бразды правления. Сделаю всё, чтобы она об этом не пожалела.
Татьяна Доронина в роли Вассы Железновой на сцене МХАТ им. М. Горького
— Сейчас в репертуаре два спектакля с ее участием. Они сохранятся?
— Да. Надеюсь, мы увидим и новые роли Татьяны Васильевны. Уже начали об этом думать.
— Когда вы покидали «Практику», сказали: «Мы делали театр для тех, кто театр не любит, то есть для людей, которые разочаровались в обычном академическом, даже качественном театре». Для кого будете делать этот театр?
— Будем работать для зрителя, который любит МХАТ. Нельзя его потерять. В последние месяцы продажи билетов росли. Может быть, они пока не достигают величин, которые меня удовлетворили бы, но тенденция неплохая.
В то же время есть зрители, жаждущие актуального, живого, современного мультижанрового, мультидисциплинарного театра, при этом не связанного исключительно с постмодернистскими либеральными ценностями западного мира, которые нам навязывает либеральная экспертиза и либеральные медиа. Огромный спрос имеется на такого рода театры. Я уже упоминал Ольгу Погодину, первую свою пьесу она написала для «Практики». Одну из поздних ее работ — «Глиняную яму» — хотел делать в кино Балабанов и даже написал сценарий, но, к сожалению, ушел из жизни.
Я назвал Ольгу потому, что существует запрос на перенос героя из лабораторной формации на большой экран или сцену. Зрители, которым, условно говоря, нравится фильм «Брат», хотят видеть его театральный аналог. Но в московском театре, невероятно богатом и разнообразном, такого нет. Получается, что эти простые зрители, народ, другими словами, существуют в рамках театральной инфраструктуры как некая субкультура, намного более маргинальная, нежели другие меньшинства. А на самом деле это живые активные люди, хорошо ориентирующиеся в современном медийном пространстве...
Парадокс в том, что в конце 1990-х — начале 2000-х, когда мы начинали «Новую драму» (фестиваль современной драматургии. — «Известия»), я много раз слышал от кинопрофессионалов, что театр их опережает, что самые актуальные процессы в русском искусстве происходят там. Сегодня кино опережает русский театр и надо снова догонять.
— Еще одно ваше высказывание: «Любое яркое явление живет 7–10 лет, затем начинается стагнация». Вы 10 лет руководили «Золотой маской», примерно столько же «Практикой». Сколько времени отводите себе во МХАТе?
— Есть шутка, что из московских театров худруки уходят только вперед ногами. Жесткая шутка, но реальная. Когда я ушел из «Практики», много раз слышал шутливые реплики, что я первый худрук, ушедший по собственному желанию. Тем не менее за десять лет мне удалось построить театр, которым я гордился. То, что я оставил «Золотую маску» на ее пике, мне тоже кажется очевидным. Похожая история была с Пасхальным фестивалем, когда мы придумали этот формат. Но поддерживать формат и придумывать его — две разные профессии.
«Не буду работать во МХАТе в качестве худрука 20 лет»
Если лет через десять у меня по-прежнему сохранится желание работать во МХАТе, посмотрим: может быть, меня на завлита позовут или на педагога. Я наперед не загадываю, но то, что не буду работать во МХАТе в качестве худрука 20 лет, — это точно. Если Бог пошлет творческой полноценной жизни, наверное, нужно будет думать о чем-то другом.
— Владимир Мединский пообещал, что финансовая поддержка МХАТа им. Горького будет увеличена. Как сейчас финансируется театр, и сколько он будет получать?
— Надеюсь, министр выполнит это обещание. Театр финансировался в минимальных объемах, получал меньше, чем выделялось другим театрам с аналогичными пространственными и историческими характеристиками. Постараемся эту разницу преодолеть, доказывая свою состоятельность и актуальность. Но у нас есть и свои резервы, мы их будем использовать, сколько бы ни получили денег от Минкультуры.
Будем искать спонсоров, будем работать со зрителями, с билетными программами. У нас ведь действительно большие планы. У нас есть обязательства сохранить это здание (на Тверском бульваре. — «Известия»), шедевр архитектуры брежневского времени, вернее, не просто сохранить, а актуализировать эту архитектуру, предъявить, объяснить ее. Еще мы планируем программу детского художественного образования, еще хотим запустить серию выставок, в общем планов много. Но главное, конечно, — спектакли, репертуар.
Эдуард Бояков окончил факультет журналистики Воронежского государственного университета. Соучредитель ассоциации «Золотая маска». Директор фестиваля «Золотая маска» (1995-2005). Художественный руководитель театра «Практика» (2005-2013). С 4 декабря 2018 года — худрук МХАТ имени М. Горького. Председатель Русского художественного союза. Создатель и продюсер проектов в области культуры и искусства.
