Двероящер: гений и злодейство Джима Моррисона
«Джим Моррисон давно уже мертв, но мы верим в то, что он еще жив», — пела когда-то группа «Крематорий». Увы, лидер The Doors действительно умер 3 июля 1971 года в ванной комнате съемной парижской квартиры на рю Ботрейи — до сих пор неизвестно точно, почему (вскрытия не проводилось, причиной смерти в свидетельстве был указан сердечный приступ). Но и спустя почти полвека песни этого странного, жестокого, последнего «проклятого поэта» рок-н-ролла открывают для себя всё новые и новые поколения слушателей — и несут цветы и бутылки виски к его могиле на Пер-Лашез. 8 декабря Моррисону могло бы исполниться 75 лет — «Известия» вспоминают в этот день об одном из самых противоречивых и почитаемых героев поп-культуры ХХ века.
Оседлавший бурю
Он родился в разгар Второй мировой войны в семье флотского офицера (кстати, тоже вписавшего свое имя в историю — именно старший Моррисон командовал морскими силами США в Тонкинском заливе в августе 1964 года, во время инцидента с эсминцем «Мэддокс», ставшим поводом для эскалации американской агрессии во Вьетнаме). Получил — несмотря на постоянные переезды семьи к новым местам службы отца — очень хорошее образование. Много читал — от Плутарха и Ницше до Рембо и Бальзака и неизбежных в конце 1950-х Керуака, Камю и Берроуза. Интересовался и темами, вовсе выходившими за пределы воображения не то что школьников, но и учителей: например, написал доклад о демонологии с цитатами из книг XVI–XVII веков. Учитель английского Дьюкалион Грегори заподозрил, что Джим просто выдумал эти сочинения, но, к своему удивлению, обнаружил их в Библиотеке конгресса.
Кадр из документального фильма The Doors. When you`re strange
«Другие дети читали авторов из школьной антологии, а Джим изучал исследования арабской сексуальности Бертона — я даже не знал, что они вообще изданы!» — делился уже после смерти своего знаменитого ученика преподаватель. Оценки Моррисона при этом были не выдающимися — 4+ по российской шкале; зато пройденный им в старших классах тест IQ показал значение 149 — практически гениальность.
И, наверно, если бы юный Джим просто пошел по стопам отца, то сегодня, вероятно, рассказывал бы курсантам Аннаполиса «о доблестях, о подвигах, о славе» — ну или в крайнем случае украшал бы заслуженными сединами заседания совета директоров какой-нибудь транснациональной корпорации. Но Моррисона влекли совершенно иные горизонты — поступив в Университет Лос-Анджелеса, он начал снимать короткометражные фильмы, писал стихи, познакомился с местной музыкальной тусовкой.
Кадр из документального фильма The Doors. When you`re strange
О дальнейшем, пожалуй, уже можно не рассказывать — всем остающимся в неведении лучше посмотреть отличный фильм Оливера Стоуна или прочитать какую-нибудь из многочисленных (и, как правило, весьма объемистых) биографий Моррисона; переведены они и на русский. Фактология короткой жизни «короля ящериц», впрочем, достаточно однообразна: пьяные дебоши, арест за «непристойное обнажение» (прогулка по сцене со спущенными штанами, кстати, в те времена в Америке вполне могла закончится даже не «двушечкой», а всей «пятерочкой» в каких-нибудь каменоломнях — процесс длился 16 дней, певец отделался шестимесячным сроком и штрафом в $500. Отбыть срок он не успел, поскольку умер до рассмотрения апелляции; в 2010 году губернатор Флориды посмертно помиловал Моррисона), распутство и — череда безусловно гениальных песен, становившихся хитами и остающимися вечной классикой рока по сей день.
Странные дни
Моррисон — не без помощи коллег по группе, разумеется, — создавал абсолютно безупречные поп-хиты (проведшую три недели на первом месте хит-парада США Light My Fire впоследствии пели такие не рок-н-ролльные звезды, как Хосе Фелисиано, Ширли Бэсси и, прости Господи, суперпопулярный в СССР испанский дуэт Baccara), исполненные непривычно мрачной для очарованного «миром, любовью и гармонией» конца 1960-х энергетикой.
Кадр из фильма Оливера Стоуна The Doors, Вэл Килмер в роли Моррисона
Моррисон, казалось, был зол на весь мир — не приземленно-материалистически, как пришедшие спустя десятилетие панки, а экзистенциально. Ему было тесновато на этой планете — по воспоминаниям гитариста группы Робби Кригера, когда они обсуждали с Джимом недавние смерти Джими Хендрикса и Дженис Джоплин, он обронил: «Возможно, вы пьете с третьим».
Он был неотразимым «разбивателем сердец», эрудитом, но абсолютно лишенным каких-то этических ориентиров человеком. Собственно, даже в крайне апологетической (и ставшей канонической) биографии Моррисона, написанной в конце 1970-х Джерри Хопкинсом, описываются факты детства и юности Джима, вызывающие некоторую оторопь. Вот он заклеивает во сне скотчем рот своему страдающему астмой младшему брату Эндрю (и тот едва не умирает от удушья). Вот он издевается над калекой. Вот он (уже, на минуточку, 17-летний) швыряет в многострадального Энди булыжник и вновь чуть не убивает его.
Джим Моррисон и участники группы The Doors
В конечном счете, как саркастически замечал британский журналист Лестер Бэнгс (по его собственному признанию, поклонник The Doors с 1967 года), нельзя не заметить, «что Джим Моррисон был почти безупречной сволочью с того момента, как выскочил из утробы, и до того, как помер в парижской ванне».
Но при всем этом он действительно был гением — пусть и с налетом дешевого самолюбования. Даже судья Мюррей Гудмен, выносивший Моррисону приговор, обращаясь к подсудимому сказал: «Вы — личность, благословленная талантом», а уж представители истеблишмента в массе своей не отличались любовью к автору «Оседлавших бурю».
Не касаясь земли
Приличная публика была шокирована не столько выходками Моррисона, сколько тем, что все эти пьяные буйства совершались «мальчиком из приличной семьи». Он нарушал все негласные правила, установленные в американском обществе, формально лишенном всяких классовых рамок, но в действительности строго иерархичном и разделенном социальными перегородками.
Моррисон во время выступления The Doors в Германии в 1968
То, что творили на сцене и вне ее The Beatles, The Rolling Stones и прочие агенты «британского вторжения», волновало публику в меньшей степени (хотя в удовольствии публично сжечь их пластинки архиконсерваторы отказать себе не могли) — все они были европейцами, отношение к которым у американцев еще с колониальных времен совмещало пиетет и недоверие. Им в принципе можно было всё — как пришельцам из иного мира.
Не так относились к своим «пророкам». За десять с небольшим лет до появления The Doors схожий шок вызвал Элвис с его «гротескным пением и оргиастической тряской» (по определению критика New York Times Бозли Кроутера) — но возмущение вызывала не только эстетическая сторона успеха короля рок-н-ролла. Американской элите казалось невероятным, противоестественным, что «белый отброс», родившийся в лачуге поденщика из Миссисипи, вдруг «по своей и Божьей воле» стал, конечно, не то чтобы разумен, но определенно велик — и богат.
Сенатор Уильям Фулбрайт, записной либерал и основатель действующей и сегодня программы международных образовательных грантов, носящей его имя, сетовал, что Элвис перевернул всю привычную иерархию — «этот фигляр» зарабатывал больше, чем президент США. Сыну контр-адмирала флота США Джеймсу Дугласу Моррисону не возбранялось зарабатывать миллионы — но вести себя при этом, словно дикарь с Юга, заголяясь на публике и вступая в беспорядочные связи со всеми представительницами женского пола в радиусе километра... Оплакиваемая Фулбрайтом иерархия вновь была перевернута — на сей раз уже представителем одного с ним класса.
Могила Джима Моррисона на парижском кладбище Пер-Лашез
Гений и злодейство (в широком толковании) не столь уж несовместны: даже сам Александр Сергеевич, мягко говоря, не был в быту ангелом. Кумир Моррисона Артюр Рембо писал гениальные стихи — но являл собой пример образцового мерзавца, о такой фигуре, как висельник и бандит Франсуа Вийон, и вовсе можно не вспоминать. Сам Моррисон превратил достаточно бессмысленную и беззубую музыку подросткового бунта в мрачный экзистенциальный кошмар. То, что впоследствии этот кошмар обернулся клоунадой Элиса Купера, Мэрилина Мэнсона и Роба Зомби, уже определенно не его вина.
Конечно, это лишь совпадение, но факт символичный: в день, когда Моррисону исполнилось бы 37, в Нью-Йорке был убит Джон Леннон. Пуля Марка Чепмена поставила точку, закрыв — видимо, навсегда — великую рок-н-ролльную мечту о мире, любви и бесконечном карнавале. Дальше оставались лишь унылая коммерция, танцы в наркотическом угаре и агрессивный бубнеж рэперов. А мертвые бунтари и хулиганы оказались для машины шоу-бизнеса даже более выгодны, чем живые: продаются они не хуже, а проблем, точно по Хармсу, не создают уже никаких.
