Фигаро здесь и там: Большой театр приобщает зрителей к жизни закулисья
В разгар 243-го сезона Большой театр вернул в репертуар «Севильского цирюльника» Джоаккино Россини. Предыдущая постановка оперы Россини датировалась 1965 годом. Продержалась она в репертуаре более 30 лет и благодаря выдающимся исполнителям и традиционной режиссуре Иосифа Туманова пользовалась неизменным успехом. Под занавес своего пути спектакль заметно устарел и тихо скончался. Эпоха нового «Цирюльника» диктует другие правила. Спектакль, осуществленный постановочной командой Евгения Писарева (сценограф — Евгений Марголин, костюмы — Ольга Шаишмелашвили, хореограф — Альбертс Альбертс, свет — Дамир Исмагилов), убеждает, что артисты — прежде всего люди.
Худрука Театра имени Пушкина Евгения Писарева всерьез интересует театральное ремесло. Не только в плане выявления актерских умений, но прежде всего как объект художественного рассмотрения. Три его последние работы — «Апельсины и лимоны», «Влюблённый Шекспир» (обе в родном театре) и «Кинастон» в «Табакерке» — как раз об этом. Казалось бы, «Севильский цирюльник» ничего подобного не предполагает. Типичная комедия, содержание которой композитор уместил в несколько фраз: «Влюбленный старик доктор Бартоло собирается жениться на своей воспитаннице Розине. Юный ее поклонник граф Альмавива опережает его и в тот же день сочетается законным браком под самым носом опекуна у него же в доме». Композитор забыл упомянуть сопутствующих персонажей, по мере сил помогающих или мешающих героям, но и они ни в коей мере не работают на любимую тему режиссера. Тем не менее Евгений Писарев таки устроил театр в театре и доказал, что ничто человеческое не чуждо вымышленным персонажам, а особенно — их реальным исполнителям.
Постановщик приподнял дальнюю часть сцены и поместил там собственно представление. Внизу, ближе к зрителю, оставил то, что ему предшествует. В первом случае имеет место богато костюмированое действие, обогащенное апельсиновыми деревцами, натуральной каретой, ажурной клеткой, в которой томится Розина, а также тематической мультипроекцией, в зависимости от ситуации живописующей южную ночь с падающими заездами, грозу с молниями или переполох в домашнем зоопарке. Во втором задействована околосценическая проза: гримерные столы с разнокалиберными стульями, персонал в лице костюмеров, пастижеров, охранников, вездесущего помрежа и очаровательного малыша, видимо, сына этого специфического полка. Периодически сферы пересекаются, причем театральность вторгается в обыденность.
Фигаро (Анджей Филончик) появляется из оркестровой ямы и попадает в объятия гримерш. Артист — международная звезда и ведет себя соответствующе. Розина (Хулькар Сабирова), устав вокализировать в корсете, разоблачается на глазах восхищенной публики. Берта (Оксана Горчаковская) поет свою арию там же в гримерке, будто жалуясь на неудавшуюся карьеру. Да что там, гвоздь постановки — почти не звучащая ввиду предельной сложности ария Cessa di piu resistere графа Альмовивы (Богдан Михай) — тоже вбит в пространство гримуборной. И это мудрое решение. Справиться с фиоритурами, которыми нашпигован эпизод, — задача нереальная. На сцене эта неравная борьба зрителя скорее насмешит, а в гримерной даже вызовет уважение: молодец, солист, растет, дерзает.
Новая постановка «Севильского цирюльника» — классический образец режиссерского спектакля. Не потому что Евгений Писарев презрел композиторский замысел, как раз наоборот. Проявленное им уважение к первоисточнику — пример для представителей режиссёрского сословия. Он, в частности, останавливает кипучую суету в гримерках, чтобы дать возможность насладиться увертюрой. Правда, в преподнесении дирижера-постановщика Пьера Джорджо Моранди она не искрится благородным шампанским, а пенится, как демократичный сидр, но это, как говорится, на любителя. Главное, что наблюдать за режиссерскими новациями намного интереснее, чем следить за музыкальными событиями.
Опера изобилует яркими персонажами и вокальными хитами, принесшими славу не одному поколению артистов. Однако в постановке Большого имеется только одна работа, действительно достойная первого театра страны, — Базилио в исполнении премьера МАМТа и приглашенного солиста ГАБТа Дмитрия Ульянова. Певчески и актерски его колоритный учитель музыки на несколько голов превосходит более значимых в действии коллег. Знаменитая ария о клевете срывает овацию, которой по идее должна удостоится еще более прославленная каватина Фигаро. Увы, Анджей Филончик, несмотря на возведение его героя в ранг заезды, исполняет ее на крепком среднем уровне, заменяя искреннее вдохновение искусственной живостью.
Джованни Ромеро (Бартоло), напротив, купается в актерских нюансах, но его сочный бас недостаточно подвижен для россиниевских скороговорок. Немало претензий вызывает пара главных героев. Как по внешним, так и по вокальным параметрам Богдан Михай и Хулькар Сабирова сочетаются на тройку. У румынского певца легкий, почти невесомый тенор и данные комического простака. Узбекская солистка Немецкой оперы демонстрирует плотное, осязаемое сопрано и облик зрелой матроны. Можно возразить, что таким образом сделан намек на будущее героев. Как известно, в продолжении «Цирюльника» — «Свадьбе Фигаро» — действие движет конфликт их интересов. Однако для зрителя это концепция слишком умозрительна. Здесь и сейчас ему необходима гармоничная во всех отношениях пара.
Рядового поклонника оперы, не знакомого с хитросплетениями театрального менеджмента, несомненно, озаботит и такой вопрос: зачем Большому понадобились зарубежные солисты не высшего уровня, если в театре имеется полный комплект своих, мастерством превосходящих предъявленных? Рассуждения об издержках оперной глобализации, действительно имеющих место быть, в данном случае — утешение слабое...
