Поселок на линии фронта: как Донбасс встречает «школьное перемирие»
С 29 августа в Донбассе вступает в действие режим так называемого школьного перемирия. Все последние дни ВСУ пытались вызвать ответный огонь со стороны войск самопровозглашенной республики, участив обстрелы донецкой территории. Однако в ДНР не намерены отвечать на провокации украинских военных — соглашение о прекращении огня будет соблюдаться, заявил заместитель командующего армией Донецкой народной республики Эдуард Басурин. Специальный корреспондент «Известий» побывал на окраинах Донецка, чтобы узнать, как во времена перемирия в этих опасных зонах живут оставшиеся здесь мирные люди.
Мой путь лежит в печально известный район аэропорта. Со стороны частные кварталы поселков выглядят мертвыми. Однако люди здесь живут. Примерно каждый десятый дом — обитаемый
Начинаю с поселка с оптимистичным названием Веселый. Первый адресат — 66-летний Василий Михайлович, местный староста. В начале войны на народном сходе искали человека, который станет развозить хлеб, следить за порядком на территории, общаться с властью, — и выбрали Михалыча.
— Смотрю за пустыми хатами, — объясняет он. — Где-то собак кормлю. За стариками с женой приглядываем. Кто-то звонит — дров надо наколоть, тяпку наточить, за лекарствами съездить. Пятьдесят две семьи у нас. А до войны было четыреста.
По словам старосты, одной из главных проблем Веселого остается отсутствие магазина. До ближайшей торговой точки — 3 км. Туда-обратно пешком за буханкой хлеба — уже полдня. А еще в поселок четвертый год не ходят автобусы. Компании-перевозчики отказываются продлевать маршруты: «Опасно». А в министерстве транспорта только разводят руками
— Брошены мы, — ругается Михалыч. — Продуктами более-менее выручают: раз в три месяца привозят муку, макароны, рис, консервы, масло.
По профессии нынешний староста — токарь. Долгие годы трудился на заводе «Точмаш», где в советское время изготавливал болванки для 122-миллиметровых танковых снарядов. Теперь эти болванки летят ему прямо на голову. Родом Михалыч из Днепропетровской области. Когда выбирается на родину, на вопрос украинских пограничников: «Куда едете?» он отвечает: «Домой». На вопрос: «Откуда?» говорит: «Из дома».
И так от дома к дому — положение везде как под копирку. Аварийные жилища. Окна, забитые фанерой. Проклятия в сторону Киева. И в то же время спокойствие: самое горячее время пережили — протянем и сейчас. Тем более подачу газа, воды, электричества в последнее время восстановили — стало полегче.
В одном из домов соседнего поселка Застанционного встречаю семейную пару — Татьяну и Юрия. Она — бывший экипировщик вагонного депо. Он — вчерашний шахтер. Детей — пятеро: кто-то в Донецке, кто-то на Украине, кто-то в России.
— Я уезжала в 2014 году в Харьков к дочери, — рассказывает женщина. — Устроилась в депо. Но долго не продержалась. Мне всё время тыкали: «Это вы виноваты, вот и получайте!» А когда мобилизация началась, совсем тяжко стало, смотрели как на врага. Вернулась обратно.
Пенсия Татьяны — 3200 рублей. У мужа немногим больше. Чтобы как-то выживать, она трудится подсобным рабочим при сельской администрации. Косят с напарницами бурьян, рубят деревья, расчищают линию газопровода. Пять дней в неделю, с 8 до 17 часов. Месячная зарплата — 2815 рублей.
— Такие крохи? — недоумеваю я.
— А другого нет, — отвечает Татьяна. — И на том спасибо!
Еще один адресат — 78-летняя Лилия Гичко. Она снимает квартиру в хрущевке на самой окраине Киевского района рядом с блокпостом, за которым нет пути тем самым автобусам, что так ждут в Веселом и Застанционном.
Пример Лилии Ивановны — пожалуй, самый тяжелый из встреченных за это время. Пять месяцев назад ушла из жизни ее дочь Света — умерла от рака. Пришлось продать квартиру, чтобы заплатить за ее лечение. Уже пять месяцев Лилия Ивановна сидит в чужой комнате. Сидит, потому что не может ходить. И потому что ходить некуда. И сил на это тоже нет. Да и смысла.
Пенсия Лилии Ивановны — 3200 рублей. Из них 2500 уходит на аренду. Остается 700. Телевизора нет — вместо него пустующая тумба.
— Телевизор увез хозяин, потому что я отказалась дополнительно платить за него 70 рублей, — говорит.
Радио нет — приемник сломан. Из прежних вещей только одежда.
— Всё пришлось продать, — вздыхает Лилия Ивановна.
— А как проводите день? Что делаете? — спрашиваю я, глядя на застывшую женщину, на картину пустоты и безысходности.
— Книги читаю, — собеседница трогает корешки на полке. — Астафьева, Серафимовича, Достоевского. Что есть, то и читаю.
— С кем-то общаетесь из соседей?
— Снизу девочка хорошая живет — Лена. Борщ приносит по вечерам. И разговаривает. Просит, чтобы не плакала.
— А на улицу выходите?
— До магазина если только. И на остановку маршрутки. Можете считать меня сумасшедшей, но я сажусь и жду, когда приедет моя дочь…
Разговаривая с людьми в Донбассе, каждый раз слышишь одно: «Главное, чтобы закончилась война». И понимаешь, что для многих жителей ДНР и ЛНР эта война не закончится уже никогда. И тем сложнее воспринимать происходящее. И находить оправдание затянувшемуся «перемирию». А еще больше понимаешь, какой неоценимой помощью может оказаться здесь лишний пакет с продуктами или простой человеческий разговор.