В березовом плену
Студия театрального искусства (СТИ) показала премьеру «Трех сестер». Пьесу Антона Чехова поставил Сергей Женовач. Умный и тонкий спектакль рекомендуется приверженцам русского психологического театра.
Из списка действующих лиц режиссер изъял сторожа Ферапонта и няньку Анфису, но включил три десятка берез, вернее, березовых стволов. Художник Александр Боровский выдвинул стволы на авансцену и предусмотрел сквозной вид. Входящие в зал зрители видят за стволами очертания двигающихся фигур, слышат голоса, особо внимательные различают тюки и чемоданы. В Москву, в Москву, в Москву…
Но в Москву через древесный частокол не пробиться, с комфортом прогуляться тоже не получиться. Протиснуться, прислониться, опереться, постоять около, провести рукой по теплому шершавому стволу — можно, выбраться на простор, вздохнуть полной грудью — нельзя. Даже обнять рядом стоящего — проблема. Два объятия на весь спектакль. Комическое — смущенного Андрея (Даниил Обухов) и ревущей в три ручья Наташи (Екатерина Копылова). И трагическое — уходящего с полком Вершинина (Дмитрий Липинский) и остающейся ни с чем Маши (Дарья Муреева). Всё это неловко, с нарушенной координацией, через силу. Идеальное воплощение чеховской разобщенности близких людей. То самое — «все любят, и все нелюбимы».
Взаимное, на первый взгляд, чувство Маши и Вершинина тоже подвергается сомнению. Маша любит, Вершинин просто увлечен, иначе смел бы разделяющие его и Машу березы, как сметает их Маша, бросающаяся ему вслед. С другой стороны, березовые преграды дают личные полметра свободы. Можно произнести то, что хочется, а не то, что предписывается приличиями, принятыми у интеллигентных людей. Снятие ограничений достигается испытанным отечественным способом. Пьют в спектакле много, но культурно. Выходят к березам с рюмкой и бутылкой и исповедуются, каждый о своем, но в общем об одном и том же: заела жизнь, не сбылись мечты, нет радости.
Из многочисленных смыслов и подтекстов пьесы режиссер выводит на первый план самое прозаическое и самое важное. Герои хотят получать от жизни удовольствие, что никак не выходит. А если и выходит, то с ущербом для окружающих или с трагическим с их стороны непониманием. Наташа светится от счастья, рассказывая о Бобике и Софочке. Бездетные сестры воспринимают материнскую гордость как чистой воды мещанство. Ольга (Мария Корытова) радуется присутствию в доме старой няньки. Наташа велит гнать ее со двора. Соленый (Александр Медведев) кайфует, входя в образ гонимого Лермонтова. Сослуживцы считают его актерство пустой блажью. Вершинин пускается в мечты о будущем счастье человечества. Маша желает услышать совсем другое. Герои вообще редко друг друга слышат, обращаясь в основном к залу (березы мешают повернуться к собеседнику), хотя сами по себе — отличные люди, еще не испорченные квартирным вопросом.
В «Трех сестрах» в основном играют молодые актеры, возрастом даже моложе, чем чеховские герои. Играют замечательно. Чувствуется превосходная школа, полноценный подготовительный период, крепкая режиссерская рука. Но есть обстоятельство, мешающее безоговорочно воскликнуть: «Верю!». У Чехова герои не равны самим себе. За каждым стоит тайное знание драматурга. Эта невыразимая субстанция выводит персонажа из плена быта на уровень поэтического обобщения. Был человек — стал архетип. Такой герой у Женовача один — Чебутыкин в исполнении Сергея Качанова. Каждое его появление становится событием, а монолог о мистике («Нам только кажется, что мы существуем, а на самом деле нас нет») — неформальной кульминацией спектакля. Возможно, постановщик имел в виду другой расклад, но актерский талант и опыт перевесили.
Зато невозможно не заметить, что режиссеру очень симпатично русское офицерство. Ему отдана самая душевная сцена: господа офицеры и примкнувшей к ним Андрей поют романс — каждый у своей березы. Учитель Кулыгин в мешковатом пальто, облачившийся в штатское Тузенбах, да что там — красавицы сестры ни в какое сравнение не идут с элегантными представителями военного сословия. Шинели отличного сукна, портупеи превосходной кожи, сияющие хромом сапоги, ловко сидящие фуражки… И крепнущее ощущение: несмотря ни на что, эти люди занимаются полезным и нужным обществу делом — более того, поддерживают остальных в желании это дело найти.
Когда идет прощальным маршем полк, сестры распахивают окна, в темную комнату врывается яркий свет. Умолкает музыка, и сцена погружается во мрак. «Будем жить… Если бы знать…» — шелестят голоса. Что знать, как жить? Нет ответа.
