«НАТО не сумело адаптироваться к новым условиям безопасности»
Украина не заинтересована в проведении миротворческой операции в Донбассе, заявил заместитель министра иностранных дел РФ Александр Грушко в интервью «Известиям» на полях форума "Примаковские чтения". Дипломат рассказал также о влиянии языковой политики Киева на урегулирование кризиса на востоке страны, борьбе НАТО с «мифической угрозой», важности контактов на уровне военных между Москвой и альянсом, попытках Запада сломать исторические российско-балканские связи, а также о готовности России защищать национальные интересы так, как этого потребует реальная ситуация.
— Активнее всего этническую и языковую политику Киева критикуют Россия и Венгрия. Как эти шаги Украины влияют на урегулирование ситуации в Донбассе?
— Критикуют Киев за закон об образовании не только Россия и Венгрия. На многих площадках — прежде всего в ОБСЕ и Совете Европы — этот вопрос находится в числе основных на повестке дня. Если говорить о позиции международного сообщества, то, конечно, действия киевских властей выходят за границы всех обязательств, которые они брали на себя в рамках Совета Европы и ОБСЕ. Мы будем настаивать на том, чтобы эта проблема была решена полностью в соответствии с международным правом. Необходимо гарантировать не только доступ русскоязычного населения к образованию — в том числе высшему — на родном языке, но также и то, чтобы этот язык оставался средством культурного общения. Ведь это неотъемлемая часть культурного пространства.
Ученики одной из донецких школ на уроке русского языка
Что касается влияния на урегулирование внутриукраинского конфликта, любой здравомыслящий человек понимает: этот шаг, как и закон о реинтеграции, просто отдаляет перспективу разрешения кризиса, если вообще не делает его невозможным. Как можно представить ситуацию, когда людей уговаривают через особый статус вернуться в правовое поле Украины, но при этом одновременно лишают их права говорить на русском языке, получать образование? Я думаю, здравомыслящие политики это понимают прекрасно. Это не только решение, которое связано с фальшиво понимаемыми интересами формирования украинской нации. Это и прямой удар по всему минскому процессу. Мы помним, с чего начинались события в Крыму. Мы помним, что народ вышел на улицу защищать свои права, так как первым шагом майданной власти стало решение об отмене русского языка и принятие соответствующего закона.
— Есть ли прогресс с введением миротворцев ООН в Донбасс согласно предложению России?
— В политологическом и информационном пространстве тема затрагивается. Но если говорить о том, что происходит на дипломатическом треке, то пока движения нет. Мы свой проект резолюции внесли еще в прошлом году. Нормальная работа над этим предполагает внесение соответствующих поправок, контрпредложений. Но этого не происходит. Это вызывает у нас ощущение, что на самом деле Киев не заинтересован в осуществлении миротворческой операции в соответствии с Минскими договоренностями. Ведь именно предложение России четко соответствует Минским соглашениям и, в частности, исходит из того, что на Украине, если говорить о международных организациях, центральную роль должна продолжать выполнять ОБСЕ и никто другой (предложенный РФ вариант миротворческой операции предполагает охрану сотрудников специальной мониторинговой миссии ОБСЕ в Донбассе. — «Известия»).
Представители ОБСЕ в поселке Зайцево (ДНР)
— После вашего ухода с должности постоянного представителя России при НАТО этот пост остается вакантным. Планирует ли Москва назначать нового постпреда при альянсе?
— Назначение нового посла — прерогатива президента Российской Федерации.
— Россию нередко обвиняют в нарушении воздушного пространства стран Прибалтики и других государств альянса. Москва неоднократно предлагала работать над снижением рисков, в частности, при помощи транспондеров — приемопередающих устройств, которые принимают сигнал и в ответ высылают собственный. Есть ли продвижение на этом направлении?
— И да, и нет. С одной стороны, по инициативе России удалось создать так называемую балтийскую проектную группу по авиабезопасности над Балтикой. Это пример того, как деполитизированный диалог — тихий, абсолютно профессиональный — приносит весомые результаты в решении конкретных вопросов безопасности. В рамках этой группы была завершена работа над выработкой рекомендаций на стыке полетов гражданской и военной авиации. Был проведен анализ всех действующих норм в рамках ИКАО (Международная организация гражданской авиации. — «Известия»). Кроме того, был установлен еще один дополнительный внетрассовый маршрут, который используется российской военной авиацией. Он дает нам возможность летать по этому маршруту с транспондерами, подавать полетные планы — то есть действовать в соответствии с нормами гражданской авиации, поскольку он признан ИКАО и занесен во все компьютеры контроля.
Фронтовые бомбардировщики Су-24 морской авиации Балтийского флота во время тактических учений в Калининградской области
Однако в том, что касается взаимодействия и предотвращения инцидентов между военными средствами, будь то военная авиация либо морские суда, воз и ныне там. Мы делали разные предложения. Заявили о том, что готовы провести консультации со всеми странами, которые осуществляют военную деятельность на Балтике, опираясь на имеющиеся соглашения в сфере предотвращения опасных военных инцидентов. У Российской Федерации 12 таких соглашений. Следует посмотреть, что в них нужно исправить или добавить с учетом естественного развития военной техники и военного искусства. Возможно, от чего-то отказаться, адаптировать либо заключить новые соглашения, а некоторые договоренности взять как модельные. То есть двигаться в отношениях с другими странами по пути наиболее продвинутых соглашений. Такое же предложение мы сделали и НАТО. Однако ответа не последовало. Но самое печальное, что страны НАТО и руководство альянса всё время заявляют о необходимости искать пути к деэскалации, не допускать неправильного понимания намерений друг друга, предотвращать военные инциденты. При этом каналы военного общения полностью оборваны.
Совет Россия–НАТО состоял из двух опор. Политическая — это послы и многочисленные рабочие группы по разным аспектам безопасности. И военная — на уровне военных представителей, которые регулярно собирались и обсуждали проблемы, связанные сугубо с военной безопасностью в узком смысле этого слова. Они же создавали рабочие группы, обменивались информацией. Этого сейчас нет. И в этом парадокс. Невозможно укреплять безопасность, двигаться в сторону доверия хотя бы минимальными шагами, не подключая к этому военных. При всем уважении к политическому уровню послы не могут обсуждать такие вещи, как безопасная дистанция подлета, скажем, самолета к кораблям — 40 м она составляет или 50. Для этого нужны специалисты, которые без всякой политики садятся за стол переговоров и, глядя друг другу в глаза, прекрасно понимают, о чем они говорят, и знают, что такое безопасность.
— Албания несколько недель назад заявила о готовности разместить американскую базу на своей территории. Македония и Босния и Герцеговина рассматривают вопрос евроатлантической интеграции. Чем чревато расширение альянса на Балканах?
— Наша позиция здесь ни на йоту не меняется. Проект расширения НАТО должен остаться в прошлом. Политика открытых дверей ни одной проблемы не решила. Она только обостряет ситуацию — как региональную, так и общеевропейскую — вместо построения инклюзивной системы безопасности на Балканах. Ведь там в рамках Дейтонских соглашений (мирные договоренности от 1995 года, положившие конец войне в Боснии и Герцеговине. — «Известия») было сделано много. Существуют соглашения о мерах доверия и безопасности, ст. 4 Дейтонских соглашений установила баланс сил. Эти инструменты действуют. На этой основе можно двигаться в сторону создания гарантированной другими государствами региональной системы безопасности. А вступление в НАТО — прямой путь к ухудшению отношений и росту напряженности. Какую прибавку к безопасности НАТО дало, например, присоединение Черногории? Даже когда официальные лица альянса оглашали эти тезисы, им было трудно прятать улыбку.
7 июня 2017 Черногория вступила в НАТО
Всё дело в том, что это геополитический проект, своего рода «прокси», противодействие России. Всё время говорят о том, что надо ускорить интеграцию Западных Балкан в Евросоюз и в НАТО из-за усиления российского влияния. Но у нас возникает вопрос: а кому мешает влияние России? У нас исторически существуют добрые связи со всеми балканскими странами. Их нельзя ломать. А те, кто будет дестабилизировать ситуацию не только в регионе, но и внутри этих стран, будут переходить разделительные линии. Там общество очень сильно разделено, а к этому надо относиться очень внимательно.
Так что расширение альянса — это как слон в посудной лавке. Кстати, одним из критериев готовности к членству является «наличие широкой общественной поддержки». Я цитирую, это критерий, который выработан НАТО. Никакой широкой поддержки, например, в Черногории не было. Там референдум так и не состоялся. Все сегодня говорят о Боснии и Герцеговине, о Македонии. Выкручивают многим руки, чтобы решить известные проблемы. А это связано уже с угрозой дестабилизации в стране.
Ради чего? Ради мифического сдерживания России? Россия идет на Балканы с культурой, с энергетикой, с дружественными связями, с желанием установить прочный мир. Мы находимся рядом с Балканами, и нас связывают исторические узы. Мы связаны вопросами безопасности. Москва больше других заинтересована в том, чтобы Балканы были не ареной геополитического соперничества, а ареной мира. То есть сотрудничества, которое не ассоциировалось бы с каким-то выбором. Ведь выбор «или с нами, или с Россией» очень опасен. Балканы должны стать местом, где в интересах развития региона можно было бы сложить усилия, скажем, России и Евросоюза.
У нас же существует «Северное измерение». Это пример успешного проекта, который даже в нынешние турбулентные времена продолжает работать. Он четырехсторонний: Россия–Евросоюз–Норвегия–Исландия. Такие деполитизированные схемы, учитывающие законные интересы всех ради развития определенных регионов, — многообещающие. Ведь они лишены идеологической коннотации «вы с нами или против нас».
— Другими словами, в современных условиях НАТО — атавизм, доставшийся нам в наследство от холодной войны?
— Дипломатия не оперирует такими понятиями, как «атавизм». НАТО — это фактор, который нельзя игнорировать. Нравится нам или нет, но он влияет на многое. Как сказал один из западных политиков, «если у тебя в руке молоток, не надо думать, что любая проблема — это гвоздь».
И сегодня мы вынуждены констатировать, что НАТО так и не сумело адаптироваться к новым условиям безопасности. Ситуация в этой области изменилась коренным образом и требует соединения усилий, но генетический код НАТО, заложенный в 1949 году, берет верх. Альянс не интегрируется в широкие международные усилия с целью нейтрализации новых угроз и вызовов, а занимается отражением мифической угрозы с востока, которой нет. НАТО знает, как это делать: стряхнуть пыль со всех старых наставлений, восстановить два командования. Одно — по Атлантике — будет защищать коммуникации, которым якобы угрожает Россия. Кроме того, будут создавать «военный Шенген», для того чтобы перемещать силы и средства, сертифицировать мосты и так далее. Всё это абсолютно никак не связано с реальными вызовами и угрозами. Но они знают, как противодействовать «большому врагу» с востока.
А если посмотреть, что НАТО делает на южной периферии, какой вклад вносит в стабилизацию ситуации на Ближнем Востоке, которая была, кстати, дестабилизирована прежде всего после военных операций и интервенций стран НАТО? В Ливии альянс присутствовал, в Ираке. Да, мнения по поводу Ирака в НАТО разделились, но многие члены блока участвовали. А результаты достаточно скромные. Это проблема, связанная с самим предназначением альянса, с его raison d'être (фр. смысл существования. — «Известия»). НАТО в новом мире себя не нашло.
И это отражается на российско-натовских отношениях. Проблемы, унаследованные со времен холодной войны, были во многом решены — прежде всего усилиями России и СССР. Мы вложились в инструменты контроля над вооружениями, вывели войска с территории восточных стран, только по Договору об обычных вооруженных силах в Европе в общей сложности уничтожили около 100 тыс. единиц тяжелой техники. Мы договорились с НАТО, что альянс продолжит существовать и развиваться, но безопасность его членов не будет осуществляться за счет старых построений холодной войны. То есть НАТО не будет размещать ядерное оружие на территории своих новых членов, создавать для этого инфраструктуру, на постоянной основе размещать войска в существенном количестве на их территории. Это было признанием того, что новая архитектура безопасности не должна опираться на логику военных балансов, потенциалов и контрпотенциалов. Но сейчас это всё оказалось за бортом, а реальная политика НАТО выстраивается по калькам холодной войны. Всем понятно: когда государства, объявившие себя «прифронтовыми», борются за размещение иностранных сил на своей территории, подрывается общеевропейская безопасность.
Но у военных однозначное мнение на этот счет: если появляется какой-то угрожающий нам потенциал, естественно, мы предпримем все необходимые военно-технические меры, чтобы его нейтрализовать. Так и работает военное планирование.
При этом у нас было налажено сотрудничество с НАТО в целом ряде областей. Например, самое большее число кадров для антинаркотических служб в Афганистане, Пакистане и Центральной Америке было подготовлено в рамках проекта Совета Россия–НАТО. Мы создали уникальную систему, позволяющую в режиме реального времени получать на радарах общую картинку о самолетах, которые не подчиняются командам с земли и в отношении которых существует подозрение, что они захвачены террористами. Мы с Польшей, Норвегией и Турцией проводили учения по задействованию системы по перехвату этих самолетов и принуждению их к посадке. Кроме того, мы с НАТО, Евросоюзом, США и Китаем сотрудничали в деле борьбы с пиратством.
Мы работали и над топливной совместимостью — над документом, который позволял бы осуществлять взаимные заправки в открытом море. Это повышало бы эффективность любой операции. У нас был диалог, обмен мнениями. Были семинары по всем аспектам, связанным с терроризмом. К примеру, разрабатывали систему СТАНДЭКС, которая позволяла идентифицировать взрывчатые вещества в местах массового скопления людей. Там было уникальное сочетание различных технологий — в частности, российских, голландских и французских. Этот проект подошел близко к стадии перехода к коммерческому производству. Можно было сделать несколько шагов, и у нас появился бы дополнительный инструмент в борьбе с терроризмом. Мы очень много работали над темой реабилитации жертв террористических актов. Это была системная работа, от которой НАТО по политическим причинам отказалось. Кто от этого выиграл? Я не знаю. Наверное, у афганцев надо спросить. Пусть они спросят НАТО, осталась ли в прошлом наркотическая угроза. В этом году там полная катастрофа — растут не только объемы производства наркотиков, но и посевные площади.
Для танго нужны двое. Мы ничего не обрывали, готовы к диалогу. Но там, где НАТО наступает на наши национальные интересы, мы будем эти интересы защищать так, как этого потребует реальная ситуация.
