Секс, мотор, камера
В начале марта британский профсоюз актеров Equity выпустил программный манифест, миленько оформленный, но беспощадный по сути. Если совсем сгустить краски, то доклад Agenda for Change, похоже, подводит жирную черту под беззаботными временами сексуального хаоса и угрожает началом конца эпохи мирового кинематографа. Теперь есть вероятность, что канцелярские формулировки в мелочах и деталях будут определять допустимые нормы поведения и инструктировать, как поступать в том случае, если вы стали свидетелем или, не дай бог, жертвой сексуального домогательства.
Портал iz.ru разбирался с подробностями.
С одной стороны, международное кинопроизводство идет своим чередом, картины снимают и финансируют и эту машину так просто не выведешь из строя. С другой — скандал, который начался осенью 2017 года, оказался явно не проходным. Это не тот случай, когда пошумели и разошлись. Последствия «Дела Вайнштейна» уже перекроили кинорынок, но, похоже, это только начало процесса, который уже не остановить.
В 2017 году единичные пикеты Анджелины Джоли и Эшли Джадд разбудили индустрию, в 2018-м индустрия ответила крестовым походом. Теперь это уже не просто страшные истории об унижениях и сексуальных домогательствах, которыми в Сети и прессе делились «смелые женщины», это война.
Актриса Анджелина Джоли
«Смелых женщин», да и мужчин, тоже никто не отменял. Почти каждый день в околокиношных новостях появляются всё новые и новые признания известных и не очень актрис в том, что им не давали прохода, что их притесняли и шантажировали, к ним приставали и тащили в постель. Но реакция профсоюзов — это уже борьба систем. Здесь не просто выводят на чистую воду и порицают членов секс-ОПГ, здесь по всей линии фронта собирают войска под идеей о том, что больше ни одна обнаглевшая от вседозволенности и власти медийная персона не посмеет не просто домогаться, но даже сально пошутить в адрес сотрудника или сотрудницы.
И надо понимать, что за дело взялись не состряпанные на скорую руку и под горячую тему общественные организации, а профсоюз. А это во всем мире традиционно страшная сила, способная держать в страхе и повиновении и большой бизнес, и государственные институты.
Тут скорее даже странно, что подобное заявление и документ появились только в феврале 2018 года. Группа немедленного реагирования на скандал припозднилась, оттачивая формулировки о недопустимости на съемочный площадке без взаимного согласия поцелуев с языками и необходимости контроля за соприкосновением гениталий.
Тема сексуального произвола вообще и в киноиндустрии в частности уже набрала такие обороты, что даже Стивену Содербергу на пресс-конференции Берлинского фестиваля пришлось отвечать на вопросы о дискриминации женщин. А он что? Он всего-то снял фильм о девушке, которую упекли в психушку и всеми запрещенными способами добиваются ее любви. Но в свете новых времен это как раз не «всего-то», а актуальная и опасная тема унижения и насилия. Хорошо Содерберг просто пожал плечами и отделался общими фразами, но, похоже, тучи репрессий и правда сгущаются.
Режиссер Стивен Содерберг на Берлинском фестивале
Происходящее сегодня на кино фронтах ощутимо ударило по кошелькам больших боссов. Математика скандалов оказалась катастрофически не в их пользу. Разрыв контракта со звездой «Карточного домика» Кевином Спейси стоил видеосервису Netflix более $ 39 млн. Заморожен биографический проект той же компании о писателе и драматурге Горе Видале, где тот же горячо любимый миллионами оскандалившийся актер сыграл главную роль. Но скандал есть скандал. План А — переснять Спейси, план Б — попрощаться с проектом. И то и другое — большая боль в мире больших денег.
Ридли Скотт, отснявший по иронии судьбы фильм с названием «Все деньги мира» всё с тем же многострадальным Кевином Спейси, отреагировал на обстоятельства мгновенно и уже спустя сутки после грянувшего скандала с гомоэротическими обвинениями и признаниями схватился за камеру и пересъемки. Выиграл только Кристофер Пламмер, которого изначально планировали на роль миллиардера Жана Пола Гетти и которого триумфально и стремительно вернули в проект, а вот компании TriStar Pictures и Scott Free Production пока потеряли на рокировке порядка $10 млн.
Возможно, оскаровская номинация выправит финансовый крен, однако, что называется, осадок останется. Так что подстраховка и регламентирование отношений в сфере индустрии вроде как и могли бы снизить риски ощутимых коммерческих потерь, но теперь, на волне скандалов и грядущих перемен, мало кто вообще может быть в чем-то уверен.
Актер Кевин Спейси
Проблема в том, что в корне многих общественных благих идей часто скрываются противоречия и неувязки. Общие слова о недопустимости зла, а в концепции кинобизнеса — сексуальных домогательств, насилия и шантажа на съемочной площадке и за ее пределами настолько очевидны, что вроде как их даже повторять неловко. Но когда вы начинаете организованно бороться с этим злом, вводя формализованные ограничения и прописывая уставы, как профсоюз Equity, вы, во-первых, подменяете категории личной ответственности и болевого порога совести обобщающей номенклатурной инструкцией, а во-вторых, пытаетесь расшатать Голливудские холмы, а по сути, фундамент вообще всей индустрии. В первом случае это неосмотрительно. Во втором — лицемерно.
Составители профсоюзного манифеста и сами чувствовали слабость позиции в отношении дефиниций — в документе проскакивает некоторая неуверенность в том, как именно различать невинные шалости и преступные намерения. Но генеральная линия Agenda for Change беспощадна, чуть что кому покажется не так — обидчика сживут с профессионального света.
Именно это переполошило француженок, которые во главе с Катрин Денёв в январе 2018 года пошли стенкой на стенку, выпустив свое встречное заявление в защиту прав мужчин на подкатывание и флирт. Но эта капля «Шанель» растворилась в наваристых щах больших перемен. По законам нового времени ты будешь виноват, даже если тебя кто-то неправильно понял. А оказаться неправильно понятым в традиционно мужском мире больших кинематографических иллюзий проще простого.
Опыт жестоких репрессий в атмосфере тотальной слежки и массовых доносов уже отрабатывался в историческом контексте и не раз. В свете новых настроений голливудское — а в широком смысле и вообще кинематографическое — государство вполне может выйти на тоталитарный виток своего развития. Борьба за идею, даже чистую и светлую, легко превращается в геноцид, неважно, по расовому, национальному или половому признаку.
Приведет ли это к действительно печальным последствиям и победят ли профсоюзы и женщины в войне, которая на самом деле никому не нужна, пока не ясно. Но, похоже, проблем только прибавится.
Кадр из фильма «Последнее танго в Париже», 1972 год
Сегодня страшно представить, чем закончился бы для Бернардо Бертолуччи эпизод со сливочным маслом в «Последнем танго в Париже», снимай он его в 2018 году. Это в начале 1970-х Мария Шнайдер осталась один на один с проблемой, запила и впала в депрессию. Сегодня итальянского режиссера поставили бы на колени, заставили есть масло и погнали вон из профессии.
Здесь остается неудобная для всех моральная вилка, поскольку в скандалах в том числе оказываются замешаны не просто заметные, но знаковые в культурном контексте персоны. На недопустимых действиях и высказываниях ловили и Мэла Гибсона, и Билла Косби, и Романа Полански, и Вуди Аллена, и многих других. Бертолуччи сам признавал, что тогда подставил актрису, а Уоррен Битти до сих пор отмалчивается по поводу обвинений в, скажем так, злоупотреблении своими сексуальными возможностями.
Но ведь тут какая дилемма — с одной стороны, да, нарушил, злоупотребил, оскорбил, растлил и потерял страх, но он же великий и выдающийся, скандал пройдет, а культовая работа останется!
Порочный ли это ход рассуждений? Без сомнений. Способен ли здесь что-то изменить манифест Equity — большой вопрос. Потому что все внутренние и внешние нормы человеческого поведения прописаны не в документе профсоюза, а совсем в другом тексте, и история на каждом шагу убеждает, что все попытки регламентировать природу личности иными способами до добра не доводят.
Кроме того, в мире, где свобода выражения и право на ошибку и риск составляют залог успеха в самом широком его понимании, массовая этическая чистка грозит опять пройти по касательной и выплеснуть с водой всё содержимое. Девиантное поведение — это одно, страх оскандалиться — совсем другое. Кто выиграет от того, что киношные поцелуи будут без языков, объятия без рук, режиссеры без прав, на всех площадках, как воздушные маршалы в гражданских самолетах, сядут наблюдатели, кино официально будет объявлено вторым после политики грязным делом и всё утонет в новой волне ханжества, начавшейся как благородная борьба за равноправие и против притеснения сторон?
В 1930-х годах в Голливуде уже включали систему морально-нравственных ограничений. Знаменитый кодекс Хейса тогда крепко прижал производителей, обозначив границы возможного и допустимого. Любые нарушения карались запретом на прокат. Тогда никто не обсуждал риски соприкосновения гениталий, голое тело просто не могло появиться на большом экране. Мир не стал ни хуже, ни лучше, но в конце 1960-х от кодекса с облегчением отказались.
Европейцы шли своим путем, голливудские тузы поняли, что проиграют свободным и чувственным итальянцам и французам и попрощались с Хейсом. С кем или чем предстоит теперь попрощаться актерам, режиссерам, продюсерам, а главное, зрителям большого кинематографа, мы, вполне возможно, увидим уже скоро. Как только на всю катушку заработают «горячие линии» профсоюзных и других благородных инициатив.
