Гвардия пришла в Главный штаб
«Музей российской гвардии» — название новой постоянной экспозиции Эрмитажа, занявшей семь анфиладных залов на третьем этаже Главного штаба. Экспонаты взяты из собственной коллекции, которой хватило, чтобы представить историю гвардии по эпохам и во всем разнообразии. Хронологически экспозиция проводит нас от самого начала XVIII века до последних Романовых.
В первом зале выставлены мундир Петра I, в котором он, как считается, участвовал в Полтавской битве, и ветхое ратное знамя 1707 года.
— Мундирные костюмы, принадлежавшие императорам, — экспонаты очень ценные, поэтому они всегда бережно хранились, — рассказал «Известиям» Владимир Данченко, куратор экспозиции и заведующий сектором военной геральдики отдела «Арсенал» Эрмитажа. — Но более удивительно, что до нас дошли также «рядовые» костюмы и предметы.
Казалось бы, этот «музей» на любителя: тут не увидишь картин с интригующим сюжетом, а многие предметы, историческая ценность которых не подлежит сомнению, не интересны тем, кто желает проникать в «художественные смыслы». Рассматривать в витринах медали и жетоны станет не всякий посетитель. Но экспозиция, насколько это возможно, выразительна: не перегружена деталями, крупным планом дано то, что само по себе эффектно: изумительного кроя мундирное платье Екатерины II, скульптурная группа, подаренная Александру II офицерами лейб-гвардии Казачьего полка, «средневековый» шлем луковичной формы с кольчужной сеткой.
По-своему интересна и живопись. Завораживают фигуры и «мизансцены», которые образуют построенные гвардейские «массы»: будь то волнистые изгибы, разверставшиеся в пейзаже Красного Села, или же ряды, выстроенные на плацу Инженерного замка с математической точностью.
Поскольку гвардия была парадным фасадом империи, олицетворением ее силы и красоты, в этой экспозиции невольно видится сверхсюжет, связанный с идеалом мужественности и «генофондом» нации. Впрочем, в гвардии служили не только русские, но и шведы, и финны. Можно вспомнить Врангеля и Маннергейма.
— Попасть в гвардию до Первой мировой войны было крайне непросто, — пояснил Владимир Данченко. — Всё учитывалось: рост и стать, репутация и происхождение, даже какие-то физиологические особенности, например, состояние зубов. Офицеры должны были быть за редким исключением дворянами, причем не в первом и не во втором поколении. И состоятельными — содержать кавалерию, конный парк стоило больших денег.
Гвардейцы возникают на полотнах то как унифицированное целое, то как отдельные люди разной судьбы. Этот усатый красавец погиб на дуэли 20 лет от роду, тот тоже погиб молодым, но на войне 1812 года, а третий — дожил до глубокой старости... В финале экспозиции акцентирован уход в более глобальном смысле — с арены истории. На одном из полотен Кустодиева вдовствующая императрица провожает полк на Первую мировую. Во взгляде венценосной особы, как и в композиции всей эскизной картины, чувствуется смятение и растерянность. Впрочем, в новой стране тоже будет своя гвардия. «Белая гвардия», «Молодая гвардия» — так будут называться культовые романы эпохи. Да и в нынешней России это понятие вновь актуализировано. Но всё же в эрмитажной экспозиции финальный мотив ухода звучит однозначно: императорская гвардия была закрытым миром, навсегда исчезнувшим с Россией, которую мы потеряли.
