Под флагом Андреева: «Известия» публикуют фрагмент книги Павла Басинского
Всего через полтора года после выхода «Подлинной истории Константина Левина» — продолжения нашумевшего исследования романа Льва Толстого — Павел Басинский выпускает новую книгу. Теперь — о Леониде Андрееве, младшем современнике Толстого, чье творчество устремлено уже в XX век. Но если в дилогии об «Анне Карениной» Басинский фокусировался на анализе конкретного произведения, то теперь он рассказывает не столько о литературе, сколько о личной жизни и становлении очень непростого человека, будто вобравшего в себя противоречия и диссонансы эпохи.
Павел Басинский, «Леонид Андреев: Герцог Лоренцо» (фрагмент)
С Антоновой кончено. Всё же, случайно встретившись с ней где-нибудь на Арбате, он потом впадает в депрессию и прибегает к испытанному способу избавления от нее — водке. Но это кратковременные затмения. В состоянии трезвости он свободен от двух крайностей, к которым склонен, — самобичевания и гордости. Он спокойно нравится самому себе.
Пополневший, покрасовевший, я приобрел, кроме того, ту вечно ускользающую от меня самоуверенность, которой люди обязаны бывают сознанию своей добродетели и которая отношения с близкими делает легкими и приятными. Без особого труда я поддерживаю новые знакомства, всюду оставляя после себя впечатление весьма милого, умного и красноречивого молодого человека.
И вот бы как раз — жениться.
Но сначала его выбор падает не на Шурочку, которая еще слишком молода, а на Наталью Лаврентьевну Жданову.
Хорошенькая, стройная, со скромным личиком и прической. Говорит мало, смеется задушевно. Голос — красивый, низкий контральто очаровал меня. Курсистка, но до нынешнего года почти безвыездно жила в деревне. В ней чувствуется деревенская свежесть и неизломанность.
Беда в том, что в Наташе он искал всё тот же женский идеал, который пытался найти в Сибилевой и Антоновой, да и в любой девушке. Свежая, неиспорченная… Не только в плотском понимании, но и в смысле посторонних влияний. Однако ни Сибилева, ни Антонова под эти критерии не подходили. Первая была слишком своенравна, а вторая — слишком подвержена влиянию матери.
Со Ждановой получилось еще хуже. Она легко поверила всем сплетням, которые распускали об Андрееве его «друзья» и многие из которых были не вымыслом, а правдой.
На письмо Андреева с категорическим требованием ответить «да» или «нет» Жданова отвечала уклончиво, а затем вовсе возвратила ему письмо без комментариев.
С Шурочкой всё было иначе.
Известные фотографии представляют нам ее внешность, когда она уже стала женой Андреева. Но они статичны и не передают изменений ее лица. Поэтому важно описание ее внешности, которое сделал сам Андреев за два года до их свадьбы в многостраничном эссе «Александра Михайловна Велиегорская (так. — П.Б.). Опыт характеристики». Эссе писалось специально для Шурочки, поэтому легко представить, как долго она потом рассматривала себя в зеркале, прочитав эти строки:
Александра Михайловна Велиегорская — 19 лет, гимназистка. Рост средний, наиболее подходящий для женщины; стройна и гибка, хотя не обладает классическою правильностью сложения. Походка мелкая, быстрая, легкая и уверенная. Черты лица сильно неправильные, производящие впечатление остроты. Лоб, большой для женщины, широкий; волосы не густые, но мягкие, блестящие, по цвету приближающиеся к черным. Глаза небольшие, слегка монгольского типа, темные, с теплым коричневым оттенком, живые, думающие, легко меняющие выражение. Бывают блестящими, когда говорит или смеется; сильно тускнеют в минуту безразличия или раздумья; становятся неприятными, мелочно-злыми, когда сердится. Нос узкий, почти без переносицы — наиболее некрасивая часть лица. Самая красивая — рот, несколько большой, но с характерным изгибом тонких розовых губ и красивыми ровными зубами, матово-белыми. При улыбке и смехе лицо сильно меняется, становясь очень живым, выразительным, откровенным и простым. Подбородок широкий, говорящий об упрямстве. Цвет лица непостоянен: малокровный, бывает бледно-желтоватый, усталый, но чаще на нем легкий, прозрачный и нежный румянец. Лицо «не симпатичное», но такое, которое нравится молодостью, жизненностью и общим характером чего-то скрытного, острого и внимательного. Одно из тех лиц, которые обещают больше, чем дают, и дают совсем не то, чего от них ожидают.
При всей нарочитой и несколько подчеркнутой «объективности» этой зарисовки она писалась несомненно влюбленным человеком. В это время Андреев уже сделал свой выбор. А Шурочка — еще нет. Еще два года она будет колебаться, прежде чем ответить ему «да». Этим объясняется последняя строка, в которой есть явный намек — не стоит ли поторопиться с ответом? Как и другие места этого талантливого словесного рисунка. Например, акцент на то, что девушка обладает не слишком красивой внешностью и хороша только в пору своего расцвета, пока еще молода, свежа и т.д.
В 1902 году, когда они обвенчались, Андрееву исполнился 31 год, Александре Михайловне — 21. Что это означало?
Его молодость подходила к концу. Он уже пережил все страхи, радости, увлечения и заблуждения подростка и молодого человека XIX века. Они уходили в прошлое, как сам век. Если Андреев и менялся потом, то это было связано с очень серьезными личными потрясениями. Но как взрослый человек к началу столетия Андреев полностью состоялся.
Когда Шурочке исполнился 21 год, она вступила в возраст полного совершеннолетия. Она могла выйти замуж, а могла не выходить и распоряжаться собой без опеки родителей. По законам Российской империи, если бы у нее было отцовское наследство, она могла им владеть и после замужества. Могла пойти учиться на курсы.
Но вот что важно. Весь этот сложный жизненный период, который неслучайно называют переходным возрастом, когда она из девочки становилась девушкой и затем дееспособной женщиной, происходил не просто на глазах Леонида Андреева, а под его непосредственным влиянием.
Представьте себе не слишком красивую девочку, которая в 15-летнем возрасте влюбляется в красивого молодого человека и наблюдает за ним на протяжении 5,5 лет, прежде чем выйти за него замуж.
Вся его жизнь проходит перед ее глазами. На ее глазах он влюбляется в других женщин и волочится за ее старшей сестрой. Другим женщинам делает предложения и получает от них отказы. Пьет и совершает дурные поступки, а потом кается в письмах к ней и в дневнике, который дает ей читать. Он говорит ей о любви, а потом страдает из-за отказа Антоновой и хочет покончить с собой.
И это не какая-то мифическая женщина, которую она не знает. Вот она, перед глазами! Портрет Антоновой висит в рекламной витрине фотоателье на Арбате — полюбуйтесь, какая красотка!
Всё это время Шурочка продолжает его любить и строить в своей голове планы замужества. Какие-то они обсуждают вместе, что для Андреева, возможно, было одним из запасных вариантов, но для нее было очень серьезно!
Шурочка воспитывалась в нравственной семье. Мысли стать одной из любовниц Андреева у нее быть не могло. Была ли у него мысль просто ее соблазнить? Была. Он откровенно признается в этом в дневнике и пишет, что «был даже уверен, что это возможно».
Эротическое начало играло существенную роль в его отношении к Шурочке. Во всяком случае, о ее теле он пишет в дневнике не реже, чем о душе.
Страшную власть надо мной имеет ее тело, такую власть, какой мне раньше над собой испытывать не приходилось… Я люблю фигуру, походку А.М., ее руки, цвет ее тела, ее волосы, ее ноги. В этом смысле нет и не было на свете более желанной для меня женщины, чем она… Могу сказать, что, дожив до 27 лет, я впервые узнаю любовь с этой стороны и скажу, что она не менее страшна, властна и непреоборима, чем любовь на почве чисто духовной. В этом отношении я опять-таки нахожусь под влиянием непонятных законов любви, так как знаю массу девушек, в физическом отношении превосходящих А.М. Это такая любовь к телу, из-за которой можно убить себя.
Укрощение строптивого
Воспитанный сначала в патриархальной семье, руководимой сильным и властным отцом, затем избалованный обожанием матери, Андреев не видел будущую жену иначе как женщиной, всецело ему подчиненной. Только понимая это, можно оценить его письмо Шурочке от 2 июня 1898 года, где он эгоистически настаивает на «неравенстве» в любви.
… для меня нет равенства в любви, и одна личность должна быть поглощена другой. Девизом этой личности должны быть известные слова: «Твой Бог — мой Бог!»… Скажу прямо и откровенно — такой личностью должна стать женщина, которую я люблю… от этой женщины я жду самоотречения, жду безграничной, готовой на всякую жертву любви. Всюду за мной: в могилу, в тюрьму, в сумасшедший дом.
Это письмо оскорбило Шурочку. Но в этом возрасте девочки быстро взрослеют. Письмо читала уже не 15-летняя Шурочка, по уши в него влюбленная, а 17-летняя девушка, которая за два года знакомства с ним имела возможность к нему приглядеться и его правильно оценить. В дневнике она пишет:
Письмо Леониду готово. Он сидит у нас. Остается улучить минуту и отдать ему. Но… у меня является нерешительность. Отдавать или нет? Ведь я говорю, что не люблю его, а вместе с тем есть у меня что-то, что можно назвать любовью. Ах, я не знаю, люблю ли его? Всё равно письмо я должна ему отдать. Есть два исхода: кончить сейчас же или отдаться ему, сделаться его рабой. Нет, лучше кончить.
Отдала.
Пусть будет что будет.
Есть что-то символическое в том, что, когда Андреев первый раз объяснялся ей в любви, Шурочка стояла у фортепьяно и пролистывала ноты «Евгения Онегина». Теперь в ее письме звучали нотки повзрослевшей пушкинской героини. Она показала Андрееву, что черт связался уже не с младенцем.
Ваше письмо произвело на меня два совершенно противоположных впечатления: первое — ненависть к себе, второе — презрение к вам. Ненависть к себе поднялась во мне, едва я прочитала ваше письмо: «Он страдает, а я из-за каких-то глупых расчетов еще увеличиваю его страдание. Это подло с моей стороны». Вот первая мысль, пришедшая мне в голову по окончании вашего письма. «А если это ложь, рисовка?» — это была вторая мысль, и вместе с нею явилось у меня презрение к вам… Я не могу сделаться вашей рабой единственно потому, что не люблю Вас… Два года назад я не могла быть виновницей ни одного вашего мучения. Почему вы тогда не написали мне этого письма?
Тогда я была милой, славной девочкой, тогда я любила вас, верила вам и готова была на всё, лишь бы заслужить вашу любовь. Тогда я ни на минуту не задумалась бы и пошла бы за вами. Знаете, о чем я тогда мечтала? Сказать? Может быть, вам покажется это глупо, сентиментально, но это все равно, потому что это было. Слушайте же: я только и думала о том, что, если бы вы полюбили меня, я сделала бы вас счастливым. В моем воображении рисовалась такая картина: мы сидим вдвоем в теплой, уютной комнатке у камина, вы, утомленный житейской борьбой, истерзанный разными тревогами, выливаете передо мной всю вашу душу, а я слушаю, негодую на виновников ваших страданий и ласками стараюсь успокоить вас.
А теперь… теперь я испортилась и не могу сделаться иной, потому что не люблю вас… Разлюбила я вас не потому, что вы показались мне теперь хуже, чем несколько месяцев назад, не потому, что я обманулась в своих ожиданиях. Впрочем… может быть, здесь и имело некоторое значение и то, что вы не можете бросить пить, в чем я убедилась только теперь… Желаю вам найти ту женщину, которую вы ищете, желаю, чтобы вы были счастливы! Теперь я обращаюсь к вам с просьбой: не пейте после этого письма… Ваша увядающая «розочка»… если бы эту «розочку» поставить в воду, смогла бы она ожить?
В конце письма она все-таки не удержалась от женского кокетства. Но и в этой приписке было что-то серьезное, какой-то намек на продолжение их отношений… в том случае, если меняться будет не только она, но и он… Возможно, это она и подразумевала под живой водой для Розочки.
И еще, читая это письмо, нельзя не заметить, как буквально Андреев перенес эту воображаемую сцену семейной жизни, которую Шурочка моделировала в своей голове, в первый акт пьесы «Жизнь человека». А учитывая, что пьеса писалась как бы на полях их настоящей семейной истории и была посвящена Александре Михайловне, становится понятным, что Шурочке удалось воплотить эту сцену в реальную жизнь, а ему оставалось лишь перенести ее на бумагу.
Результат нового отношения Шурочки к Леониду не заставил себя долго ждать. Он глубоко и навсегда влюбился.
Весь смысл и содержание моей жизни исчерпывается одним словом — Шурочка. Долго было бы, да и бесплодно, прослеживать тот процесс, который привел меня от свободы к состоянию крепостной зависимости. Но факт налицо: я закрепощен.
В сентябре 1898 года проездом в Москве оказалась Сибилева. Она успела выйти замуж за инженера, стала Паутовой и уехала с мужем в Сибирь. В Москве она встретилась с бывшим возлюбленным. Он пишет в дневнике:
Проезжала через Москву Зинаида и сегодня большую часть дня провела со мной. Всё та же. Прибавилось несколько жизнерадостности, мечтает о работе, но думаю, что через месяц ударится в старую хандру. Постарела, подурнела. Во мне не будит никаких желаний — почти бесполое существо в моих глазах.
Еще три года Шурочка не будет давать окончательного согласия стать его женой. И этот самый длительный период его любовных терзаний окажется для него и одним из самых плодотворных в творческом плане. С 1898 по 1902 год происходит рождение Леонида Андреева как большого русского писателя.
