«Я ненавижу Тарковского. Тарковский — это ужасно. Я ненавижу авторское кино, Тарковский — это плохо. Если вы позвали меня обсуждать это, я это обсуждать не готов. Это деградирующий кинематограф, остался 60 лет назад, забыли это». Неутихающий скандал вокруг высказываний режиссера Сарика Андреасяна на встрече со студентами Московской международной киношколы разделил общественность (и простую публику, и кинематографистов) на два лагеря, позиции которых, как правило, сводятся к тому противопоставлению, которое задал сам Андреасян: «честное» зрительское кино против «заумного» фестивального, деньги и успех у масс против служения чистому искусству. Дискуссия эта, однако, обнажает куда более широкий спектр проблем и наводит на не столь очевидные вопросы.
Прежде всего стоит поинтересоваться, перед какой аудиторией выступал Андреасян. Московская международная киношкола — это колледж, где подростки получают среднее специальное образование. Как и в музыкальные или художественные колледжи, туда можно поступить после 9-го класса обычной школы. Разница в том, что те, кто хочет стать музыкантом или живописцем, с детства учатся еще и в школах искусств. Если же ребенок метит в режиссеры, сценаристы, монтажеры — сколь-нибудь систематической подготовки ему получить попросту негде, особенно за пределами столицы.
Итак, приходя в вуз типа ВГИКа (после 11-го класса) или в колледж (после 9-го), студент начинает освоение киноискусства с нуля. Конечно, в современных условиях нет никаких препятствий самостоятельно расширять кругозор. Это в советское время вгиковцы могли посмотреть фильмы, которые были недоступны остальным; сегодня же практически всё мировое кинонаследие у вас на расстоянии нескольких кликов мышью, равно как и теоретические труды мэтров. Но — мы уверены, что дети действительно этим пользуются?
Когда я начал преподавать курс «Музыка в кинематографе и визуальных искусствах» в Московской консерватории, то был шокирован одним наблюдением. Студенты (а это уже взрослые, мотивированные люди, с детства приобщенные к культуре; у всех за плечами музыкальный колледж или училище) не знали ни «Броненосца «Потемкин» Эйзенштейна, ни «Зеркала» того же Тарковского, ни прочей классики. Казалось бы — иди и смотри! (Да, великого фильма Элема Климова с таким названием они тоже не видели.) Но, как оказывается, язык кинематографа, вроде бы куда более доступный, чем музыкальный, на самом деле и для них, да и для любого человека — изначально тоже «иностранный». Базовую «лексику» понимают все, а дальше — начинаются сложности.
Тарковского можно любить и не любить. Однако в равной степени странно считать его киноязык актуальным для дня сегодняшнего или, напротив, элементом «деградации кино». Это безусловная классика. А классика несовременна не потому, что устарела, а потому, что над временем вообще, в вечности (при этом, конечно, она неизбежно связана с тем временем, когда появилась, — с его событийным контекстом, эстетикой, идеями). Следовательно, надо не подражать Тарковскому, да и любому другому классику и не отталкивать от себя его достижения, а впитывать их, анализировать, как это устроено, и иметь в виду, создавая хоть экспериментальное авторское произведение, хоть развлекательное зрительское.
Да, это противопоставление тоже во многом искусственно. Кристофер Нолан создает авторское кино? А Квентин Тарантино? А наследие Элема Климова и Георгия Данелии в какую нишу отнести? Между прочим, в юности Тарантино, работая в видеопрокате, пересмотрел кучу дрянного, низкосортного кино — примитивных боевиков, ужастиков и всякого «криминального чтива». Но именно оттуда он почерпнул приемы, которые позволили ему снять фильм, взявший одновременно каннскую «Пальмовую ветвь», «Оскар» и кассу по всему миру (это студентам-поклонникам Тарковского на заметку).
И здесь мы снова возвращаемся к проблеме кинообразования. Профессиональные учебные заведения, конечно, должны учить приемам — и в теории, и на практике; создавать ту платформу из самых разных знаний (в том числе мирового кинонаследия), на которой молодой кинематографист сможет выстраивать собственный путь. Но всё это выйдет на совсем иной уровень, если систематическое, основательное знакомство с кинематографом будет начинаться не в вузе и даже не в колледже, а в раннем детстве — как с литературой.
Дети с 5-го класса учатся отличать ямб от хорея, чуть позже пишут сочинения о теме маленького человека в «Шинели» и анализируют поведение Катерины из «Грозы». Разве не заслуживают такого же внимания «Иван Грозный» Эйзенштейна и «Восхождение» Шепитько, «Человек с киноаппаратом» Вертова и «Июльский дождь» Хуциева? При этом важно не только показывать фильмы как «внеклассное чтение» и как иллюстрацию к прочитанному, если речь, например, об экранизациях. Надо объяснять, как создается визуальный образ, какими монтажными, звуковыми, изобразительными средствами автор выражает свою идею (ведь в отношении литературы мы говорим о художественных средствах, а не только о содержании).
Может, после уроков. Может, в качестве школьных кружков. А может, и в качестве полноценного дополнительного образования. Почему ребенок, у которого есть слух и тяга к музыке, спокойно идет в музыкалку и получает там знания по сольфеджио, теории, истории этого вида искусства, а его товарищ, который хочет снимать чуть более творческие тиктоки и сторисы, не может получить точно такую же профессиональную и доступную в финансовом плане поддержку взрослых, хотя кинематограф у нас, по завету еще одного классика, «важнейшее из искусств»? Уверен, если государство озадачится этим, через какое-то время и контент тиктока преобразится (дети будут снимать его, ловко задействуя полученные знания), и киноиндустрия расцветет.
И, кстати, меньше будет таких споров, какой случился в Московской международной киношколе. Сложно ведь представить, что в литературном институте условная Дарья Донцова ругается со студенткой, спрашивающей ее об отношении к «Евгению Онегину». Для любого взрослого человека роман Пушкина — фундамент. А уж что строить на нем — другой вопрос. Впрочем, творческие люди всегда будут ломать копья, обвиняя друг друга и даже предшественников в неправильном служении музе. Куда ж без этого. «Но дружбы нет и той меж нами. / Все предрассудки истребя, / Мы почитаем всех нулями, / А единицами — себя»...
Автор — кандидат искусствоведения, руководитель Центра киномузыки Московской консерватории, лауреат премии имени Курехина
Позиция редакции может не совпадать с точкой зрения автора
