Мюнхенскую конференцию по безопасности, проведенную в конце прошлой недели, можно смело считать исторической, хотя бы с точки зрения резкого изменения обычно проецируемых на этом мероприятии смыслов. Данная площадка давно стала местом обкатки идей и нарративов, а также притирки трансатлантических позиций по безопасности в Европе. В последние годы, по крайней мере с 2014-го, эта притирка осуществлялась преимущественно вокруг разговоров об угрозе, якобы исходящей от России, конъюнктурно с которой соседствовали Китай, Иран и некоторые другие государства и режимы незападного мира.
Выступление вице-президента США Джей Ди Вэнса, неожиданно ударившее своим острием не по «незападным диктатурам» — привычным мишеням мюнхенской и вообще европейской словесной эквилибристики, — а по собственно европейцам, стало, пожалуй, главной сенсацией нынешней конференции. Оно имеет все шансы стать историческим — как минимум в качестве символичной точки отсчета в новом этапе трансатлантических отношений. Как максимум — запомниться как начало перезагрузки и перестройки общей системы внешнеполитического мышления США и структуры их политических отношений с союзниками и противниками.
Речи предшествовал целый ряд значимых событий, обсуждением которых были полны ленты новостей в последнюю неделю. Главным из них, безусловно, стал телефонный разговор российского и американского президентов, наконец давший старт официальным и признаваемым обеими сторонами контактам по мирному урегулированию на Украине. Хотя никакой конкретики по поводу того, о чем и что говорили лидеры США и России, сообщено не было (да и трудно было рассчитывать на такую роскошь, как конкретика), сам факт установления прямых контактов и фактического начала переговорного процесса стал настоящим громом среди ясного неба, особенно для европейских и украинских союзников Вашингтона. И это при том, что на протяжении последних месяцев Трамп и представители его команды постоянно и недвусмысленно говорили о намерении начать разговор с Москвой в ближайшее время.
Шок европейцев и их весьма резкую реакцию на российско-американские контакты нетрудно понять. Сам факт прямого разговора Вашингтона и Москвы до известной степени девальвирует роль европейцев не только в процессе украинского урегулирования, но и в диалоге о европейской безопасности вообще. До этого в контексте Украины США предпочитали вести с Россией диалог не об урегулировании, а о снижении рисков и поиске удобных параметров стратегического сожительства. Этим характеризовался, например, формат «Нуланд — Сурков», в целом мало повлиявший на развитие ситуации на Украине и в Европе, но сыгравший роль канала связи между двумя ядерными державами. Некий содержательный разговор по украинскому урегулированию был отдан на откуп европейцам, и они отрабатывали его в начале в виде пожаротушения (план Буркхальтера, встреча в Нормандии, Минск-1, Минск-2), а затем в виде вялотекущего переговорного процесса в нормандском формате, где визави российского президента выступали лидеры Германии и Франции, а также руководитель Украины.
К 2019 году российское руководство окончательно разочаровалось в этой переговорной конфигурации. К моменту осеннего саммита «нормандской четверки» позиция избравшегося под лозунгами поиска мира с Россией Владимира Зеленского уже мало чем отличалась от его предшественника, что, по-видимому, лишило российское руководство всяких надежд на какой-либо прогресс. Ретроспективно с высоты сегодняшнего дня даже скромный оптимизм в отношении нормандского формата кажется наивным. Всё равно как если бы в холодную войну американцы вели диалог о статусе Берлина не с Москвой, а с руководителями ГДР и ее отдельных стран — союзниц по Варшавскому договору. Начало боевых действий на Украине и последующий процесс мобилизации Запада как раз хорошо продемонстрировали реальную иерархию отношений в трансатлантическом сообществе. В частности, почти полную неспособность европейских союзников серьезно влиять на решения США, а значит, и играть роль эффективных посредников в стратегической игре Москвы и Вашингтона.
Сегодняшняя риторика и действия новой республиканской администрации лишь еще раз подчеркивают это положение дел. Оказывается, достаточно политической воли хозяина Белого дома, чтобы без всякого политеса исключить из переговорного процесса европейских союзников (чтобы не мешали), принять решение о скорой смене правительства в Киеве (а там и не против) и начать энергично прорабатывать условия урегулирования, свободно торгуя территориями и политическими посулами. Заявления министра обороны США Пита Хегсета на встрече формата Рамштайн фактически дезавуировали решения вашингтонского саммита НАТО летом прошлого года: тогда Украине обещали членство в альянсе в какой-то отдаленной перспективе, теперь Киеву прямо говорят, что дверь для него закрыта, причем закрыта плотно и навсегда.
Всё это можно было бы списать на честность и прямоту новой правящей команды в Вашингтоне — дескать, они рубят сплеча и говорят то, что лицемерно не решались говорить прежние американские руководители, на реальный курс США эта риторика сильно не повлияет. Однако как раз мюнхенская речь Вэнса оказалась сильным сигналом о глубоких содержательных изменениях в американском подходе к Европе. Высказанный им тезис о том, что внутренние проблемы ЕС, а не Россия и Китай представляют главную угрозу европейской безопасности, многие наблюдатели считали в контексте предшествующих шагов Вашингтона в направлении украинского урегулирования. Почти сразу начались разговоры о новом «мюнхенском сговоре» (благо место проведения конференции открывает большие перспективы для подобного рода аналогий).
На деле речь Вэнса продемонстрировала, что Украина и отношения с Россией как таковые не считаются приоритетами Вашингтона, но представляют собой косвенные инструменты для достижения более важных для нынешней правящей команды целей. Распекание американским вице-президентом европейских лидеров, обвинения в отходе от демократических ценностей, по сути, представляют начало политического переформатирования Европы, смены вначале руководителей (показательно отношение новой администрации к уходящему канцлеру Шольцу), а затем и правящих элит.
В этом контексте речь Вэнса можно сравнить не столько с мюнхенской речью Владимира Путина 2007 года, с которой некоторые наблюдатели начали ее сравнивать, сколько — конечно понимая грубость этой аналогии — со знаменитой секретной речью Никиты Хрущева на XX съезде КПСС. Последняя обозначила предпринятую новым руководством идеологическую корректировку и дала старт смене лидеров в странах Варшавского договора — вскоре после этого вожди сталинистского типа вынуждены были уступить место новым руководителям, идейно и политически близким к новому хозяину Кремля.
В Вашингтоне не скрывают, что их цели в отношении европейских союзников примерно схожи: откровенная поддержка АдГ в Германии, издевательства над британским премьером Киром Стармером и открытые симпатии, выказываемые правым правительствам Виктора Орбана и Джорджи Мелони, говорят сами за себя. Мюнхенская речь Вэнса декларирует тем самым существенную рефокусировку внешнеполитических приоритетов США: вместо попыток обретения контроля над новыми пространствами и стратегического разгрома конкурентов главной среднесрочной задачей в Вашингтоне видят наведение порядка в собственных сферах влияния. Давление на Канаду и Мексику, возвращение контроля над Панамским каналом стоят в одном ряду с погромом европейских элит, который, судя по всему, намерены учинить чувствующие себя победителями трамписты.
Для Москвы эта тенденция может считаться благоприятной — впрочем, лишь до известной степени. Сам по себе наблюдаемый разворот американской политики отражает понимание нынешних властей в Вашингтоне, что поддержка американской империи в глобальном масштабе бесперспективна, а возможности одновременного противоборства группе крупных незападных государств исчерпаны, тем более проведения в отношении них наступательной политики. Декларируемая новой администрацией идея — инициативный переход от остатков глобального порядка в режим Paх Americana, укрепление и повышение дисциплины внутри собственной неформальной империи с «отзывом легионов» из тех областей, которые являются неприоритетными. Европе уготована роль одной из богатейших провинций этой империи, но для этого она должна лишиться остатков своей субъектности и той проактивной политики, которую она вела в отношении Украины и России в последние годы.
Однако, во-первых, намерения новой американской администрации могут резко расходиться с ее реальными возможностями и делами. Конфликт между Трампом и европейскими элитами, в менее явной форме протекавший в его первую каденцию, закончился поражением республиканцев на выборах 2020-го и, как тогда казалось, политическим концом самого Трампа. Сейчас позиции его новой администрации не в пример крепче, но каковы реальные возможности нынешнего Белого дома по воплощению планов в жизнь, еще предстоит выяснить.
Во-вторых, это отнюдь не означает окончания стратегического соперничества США с Россией. Накопленный объем противоречий столь велик, что он не может одномоментно исчезнуть, повинуясь политической воле, пусть даже этому способствует смена умонастроений в Вашингтоне. В-третьих, «наведя порядок» (и сведя счеты с противниками) внутри США и внутри «неформальной империи», США могут почувствовать в себе силы вновь перейти к наступательной политике. Тем более что эти силы будут наращиваться путем повышения оборонных расходов как в Штатах, так и в Европе и, по-видимому, у азиатских союзников Вашингтона.
На этом фоне разговоры о «триумфе Москвы», моментально разошедшиеся по западной прессе на фоне Мюнхенской конференции, следует считать переоцененными. Единственный, для кого Мюнхен стал настоящим триумфом, — это сам Джей Ди Вэнс, сделавший блестящую заявку на президентство. Впрочем, как бы и тут не случился фальстарт.
Автор — доцент, заведующий лабораторией политической географии и современной геополитики НИУ ВШЭ
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора
