Кобо Абэ, родившийся ровно 100 лет назад, начал с поэзии, продолжил прозаиком и затем пришел к драматургии. Примечательно, что это особенность японских писателей в принципе, практически всех. Среди западных авторов такой тенденции нет. Но, несмотря на это, Абэ — явление в японской литературе неординарное, которое не укладывается в рамки привычных представлений о ней, особенно если сравнивать его с другими японскими писателями той же эпохи или более ранней.
Детство Абэ провел в Маньчжурии, и многие исследователи ищут истоки его необыкновенного творчества именно в этом биографическом факте. Действительно, практически всю свою юность он провел за пределами Японии, вернувшись на родину только в 1946 году. И лишь тогда японские традиции стали полноценно существовать в его творчестве и жизни — уже в довольно сознательном возрасте. А мировая литература и в первую очередь русская классика сформировали его как писателя в отрыве от его родной культурной среды.
В СССР публиковалось достаточно японских писателей, но нельзя сказать, что они были выбраны по определенным критериям — палитра была широка. Так почему читатель выбирал Кобо Абэ? Думаю, ответ на этот вопрос лежит в корнях его творчества, которые уходят в русскую классику.
Абэ неоднократно говорил в письмах и документах, которые до нас дошли, что был увлечен творчеством Николая Гоголя и Федора Достоевского, называя их своими учителями. Писатель признавался, что умению переплетать вымысел и реальность в повествовании он научился именно у Гоголя — речь о романе «Четвертый ледниковый период». Возможно, интерес советского читателя и был вызван тем, что была видна параллель. Как, например, в случае и с другим японским писателем Рюноскэ Акутагава: его «Бататовая каша» — это, по сути, «Шинель» на японский лад.
В отличие от многих своих коллег, Кобо Абэ по-иному взглянул на национальные и наднациональные идеи. До и после него японские авторы и критики уделяли большое внимание самобытности не только японской литературы, но и японской культуры в целом. А Абэ пытался сломать то привычное представление о японской словесности и самобытности. Он пытался влить японскую литературу в общемировой поток.
Абэ узконациональные проблемы не так интересовали, как его предшественников. Например, в одном из его знаковых произведений «Женщина в песках» герой оказывается в деревне с определенным укладом и бытом, в замкнутом пространстве. Герой пытается бунтовать, пойти против сложившейся системы, а она существует абсолютно везде — и в нашем обществе, и в других. Это попытка писателя показать протест, нежелание быть в системе. И это, пожалуй, одна из главных особенностей его творчества.
Вообще, роман «Женщина в песках» — пожалуй то произведение Абэ, которое стоит прочесть абсолютно всем. А еще познакомиться с его творчеством можно через произведения «Чужое лицо» и «Человек-ящик». Пьесы так же интересны и талантливы, и среди них стоит обратить внимание на «Человек, превратившийся в палку». Она тоже об одиночестве, проблеме отчуждения. Заканчивается она довольно любопытно: люди после смерти превращаются в палки, деревянные обрубки. Но, по сути, они и при жизни ими были — это метафора человека, лишенного чувств, души и духовности.
В каком-то смысле можно сказать, что Харуки Мураками продолжает в своем творчестве то, что делал Кобо Абэ. Его тексты тоже сложно назвать определенно японскими, а еще Мураками и Абэ роднит выход за рамки национального — желание быть писателем мира, а не Японии, и размышлять об общечеловеческих проблемах, а не тех, что остаются внутри японского общества.
Лауреат Нобелевской премии по литературе 1994 года Кэндзабуро Оэ ставил Абэ в один ряд с Кафкой и считал, что он мог бы получить эту премию, если бы дожил. Я согласен с этим. Кобо Абэ действительно мог бы стать если не лауреатом, то как минимум номинантом Нобеля, потому что основная тема практически всех произведений Абэ — взаимоотношение человека с миром, а его герои ищут тихое место, чтобы остаться наедине с самими собой. Это парадокс, проходящий сквозь все его произведения: нас слишком много, и мы слишком тесно связаны, чтобы иметь возможность уединиться с собственным «я», но из-за того, что нас так много, мы чудовищно одиноки.
Автор — кандидат филологических наук, ведущий научный сотрудник отдела литературы стран Азии и Африки ИМЛИ РАН, специалист в области японской литературы XX века, автор статей научно-образовательного портала «Большая российская энциклопедия», переводчик с японского языка
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора
