Нормальному человеку не очень интересно мыслить терминами «киноязык», «джамп-кат», «новая волна», «Кайе дю синема», «Группа Дзига Вертов». Это всё больше для узкого круга киноманов, историков и теоретиков кино. И для кинематографистов, которые учатся на Годаре, потому что он изменил этот вид искусства полвека назад, пусть даже многие до сих пор не готовы признать за ним гениальность.
Если же объяснять далекому от всего этого зрителю, что дал и оставил нам Годар, то проще всего сказать так. Годар научил нас, как можно думать вслух в зрительском кино. Не просто призывать к чему-то, не просто выдавать мораль или поднимать проблему. Нет, именно думать в режиме реального времени, полтора-два часа, которые идет фильм. Думать на уровне диалогов персонажей, которые обсуждают что угодно: книги, музыку, газетные заголовки, современных философов, просмотренные фильмы. На уровне визуального ряда, где герои иногда мгновенно «телепортируются» из места в место, чтобы не тратить наше время впустую и сразу переходить к делу. А когда героям надо, они могут повернуться прямо к камере и обратиться к зрителю напрямую. На уровне звука, потому что в повествование вплетены шум реальных улиц, звуки песен, фонограммы фильмов.
В принципе ничего нового в каждом из этих приемов нет, их до Годара много кто использовал, особенно в авангардном кино. Но Годар в своих лучших фильмах не делал авангард, он оперировал простыми жанровыми формулами. Его дебютный и при этом самый известный фильм «На последнем дыхании», разделивший всю историю кино на до и после него, — это криминальная мелодрама-нуар. Мелкий гангстер в бегах влюбляется в блондинку, она оказывается femme fatale, предает его, и гангстер трагически и нелепо погибает со словом «дрянь» на устах. Но внутри этого примитивного сюжета элегантно разместилось, например, камео Жан-Пьера Мельвиля, который несколько минут изрекает в кадре афоризмы на все случаи жизни. Здесь обыгрываются штампы из американского кино, в которое молодой Годар был искренне влюблен. В кадр рвется «повестка» рубежа 1950-х и 1960-х годов. Наконец, этот фильм еще и отчасти документальный, потому что Годар снимал его (от безденежья) ручной камерой прямо на улицах, которые жили своей жизнью.
«Жить своей жизнью» — еще один ранний шедевр Годара, в котором юная красавица Нана решает, что она хочет идти в ногу со временем и быть свободной, яркой, независимой. Но тяга к феминистским ценностям — удовольствие, которое нужно еще себе позволить, а поскольку денег у Наны нет, она вынужденно становится проституткой. Это личная пощечина Годара всему миру, который говорит о женских правах, но фактически всё равно держит женщину в материальной западне.
А вот «Презрение», наоборот, проникнуто сочувствием к современному мужчине. Неудачливый сценарист теряет красавицу-жену, которая предпочитает богатого американского продюсера тщедушному и нерешительному интеллигенту. Брижит Бардо сыграла в этом фильме свою лучшую роль в карьере, а на место Мишеля Пикколи зритель легко может поставить себя. Кроме того, это еще и фильм об изнанке киноиндустрии, обличающий коммерцию, а роль режиссера отдана великому Фрицу Лангу, карьера которого тоже прошла через жернова американского продюсирования, циничного и беспощадного, что не исключает рождение в этих тисках подлинных произведений искусства.
Без специальной подготовки можно получить огромное удовольствие от фильмов «Женщина есть женщина», «Банда аутсайдеров», «Альфавиль», «Безумный Пьеро», «Две или три вещи, которые я знаю о ней» — словом, почти всего, что Годар снял в 1960-е годы. Потом формальные эксперименты режиссера перевели его творчество в плоскость, в которой даже профессиональные зрители иногда пасуют перед интерпретацией. А тогда человек входил в кинозал смотреть фильм — но оказывался словно бы на улице, кипящей страстями. Зритель несся вместе с героями через весь Лувр, не успевая рассмотреть картины, он гулял вместе с героиней Анны Карины по морскому берегу в «Безумном Пьеро» и, конечно, зависал в гримерке «Роллингов» в документальном фильме «Сочувствие дьяволу». Годар не был бы собой, если бы в своей жажде проговорить все важное, что сотрясало мир в 1960-е, не погрузился хотя бы ненадолго в мир рок-музыки.
Но если проводить параллели, то Годар — это не Мик Джаггер, а скорее Боб Дилан в кино. Дилан взял фолк и превратил его в поле для рефлексии вслух, понятной миллионам. Как и Дилан, Годар проникнут антивоенным пафосом, он так же обожает цитаты (и автоцитаты). Они оба язвительны, у обоих женоненавистничество переходит в страстные и лиричные признания в любви. Годар тоже не слишком жаловал прессу, даром что сам пришел в кино из журналистики. Но у обоих в их произведениях 1960-х годов мысль пульсирует настолько ярко, внятно, чисто и напряженно, что этого заряда хватит на десятилетия, если не дольше. В любом возрасте, в любой стране ранние фильмы Годара схватываются на лету. И всё, что снято до них другими режиссерами, кажется после просмотра слегка пресным, а все, что после… Ну оно сделано под влиянием Годара, потому что он в одиночку изменил кинематограф, с этим уже не поспоришь.
Автор — кандидат филологических наук, кинокритик, обозреватель «Известий»
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора
