«Евросоюз фактически пошел по пути самоизоляции»
Москва ответит на решение Брюсселя заморозить соглашение об упрощенном визовом режиме, как только получит от Евросоюза соответствующее уведомление. Об этом в интервью «Известиям» заявил постпред РФ при ЕС Владимир Чижов. Он также пояснил, почему Европе так сложно отказаться от российского газа, оценил ситуацию вокруг Запорожской АЭС и рассказал, почему не стоит ждать закрытия постпредства РФ в Брюсселе.
«Постпредство в Брюсселе работает в достаточно сложной обстановке»
— И без того непростые отношения России и Евросоюза за последние полгода стремительно осложнились. Как сейчас работает постпредство в Брюсселе? Как часто вы контактируете со своими европейскими коллегами и в каком ключе идет это общение?
— Я бы не ограничивал этот процесс полугодием — осложнения начались намного раньше. Постпредство в Брюсселе работает в достаточно сложной обстановке, которая характеризуется общезападной кампанией русофобии. Хотя, если сравнивать ситуацию со странами Прибалтики, здесь, наверное, не столь экзальтированная публика. Но тем не менее, желто-голубых флагов по городу хватает. Полагаю, многие и не подозревают, что изначально этот флаг произошел из Австро-Венгрии и по сей день является символом земли Нижняя Австрия.
В апреле Евросоюз принял возмутительное и совершенно необоснованное решение об объявлении большой группы сотрудников постпредства персонами нон грата. Работы при этом меньше не стало, и нагрузка на оставшихся возросла.
Как мы работаем с коллегами? Ни от кого не закрываемся, ни одной двери не захлопнули и общаемся в тех пределах, на которые готовы наши партнеры. Насильно мил не будешь, и если кто-то уклоняется от прямых контактов с нами, мы вынуждены это учитывать. Те, кто с нами остается в контакте, понимают, чем мы занимаемся. Конечно, переубедить наших коллег из числа еврочиновников — задача сверхъестественная. Но разъяснить нашу позицию и довести до них наши озабоченности нам вполне по силам. И этим мы занимаемся регулярно, не ограничиваясь только констатацией, а давая соответствующие политические и, скажем так, моральные оценки того, что делает Евросоюз на российском треке.
— Можете напомнить, сколько сотрудников российского представительства покинули Брюссель? И, насколько понимаю, столько же сотрудников представительства ЕС должны были уехать из Москвы?
— Это цифра открытая — 19 дипломатических сотрудников постпредства были вынуждены покинуть Брюссель. Я говорю именно о нашем коллективе, а не о других российских загранучреждениях — двустороннем посольстве в Бельгии и постпредстве при НАТО, которое, как известно, вообще закрыто. Мы сразу предупредили, что ответные меры неизбежны: они попросили уехать 19 наших дипломатов, а в наш список для представительства ЕС вошли 18 человек. Да, на одного меньше — мы же интеллигентные люди.
— А что касается причин — страны дают разные обоснования. Та же Болгария выслала большинство сотрудников посольства, обвинив их в шпионаже. Какие обоснования были в случае постпредства при ЕС?
— В обоих случаях это было политическое решение, не имевшее ни субстантивного обоснования, ни какого-то конкретного повода.
— Вы упомянули коллег из постпредства при НАТО, которое приостановило работу в 2021 году. Нет ли риска того, что работа представительства при Евросоюзе может ждать такая же судьба?
— Вы знаете, риск есть всегда. Это неотъемлемая часть дипломатической работы. Но я не думаю, что Евросоюз способен настолько игнорировать собственные интересы. В конце концов, у него есть свое представительство в России. Более того, в ближайшее время ожидается прибытие на работу в Москву его нового руководителя. В тех контактах, которые есть здесь у меня и у моих сотрудников, мы неоднократно слышали тезис, что Евросоюз хотел бы сохранить каналы коммуникации с российской стороной открытыми.
— Санкции стали не просто политическим сигналом, но реальным препятствием для дипотношений Москвы с некоторыми европейскими странами. В начале июня был запланирован визит Сергея Лаврова в Сербию, однако из-за закрытого неба он в последний момент был отменен. Получается, с личными контактами на политико-дипломатическом уровне со странами ЕС и вообще с европейскими государствами в принципе покончено?
— Для начала не будем отождествлять Евросоюз с Европой. Европа — это все-таки более широкое понятие. Упомянутая вами Сербия — характерный пример. И, кстати говоря, визиты достаточно высокого уровня из стран Европы, да и Евросоюза, в Москву за последние месяцы имели место. Плюс, разумеется, контакты по телефону и как-то иначе на различных уровнях, включая высший. Что касается визитов на территорию Евросоюза, то сейчас с учетом того, что между Россией и странами ЕС отсутствует регулярное воздушное сообщение, это объективно несколько сложнее. Могу сослаться на личный опыт: когда мне необходимо было слетать в Москву и обратно, приходилось делать это либо через Стамбул, либо через Дубай. Как вы понимаете, это достаточно долго и, не буду скрывать, дорого.
— Теперь появилось дополнительное препятствие для поездок — Евросоюз принял решение заморозить соглашение с РФ об упрощенном визовом режиме. Россия анонсировала ответные меры. Какими будут эти шаги?
— Нашу международно-правовую позицию мы будем формулировать, когда получим от Евросоюза официальное уведомление с соответствующими формулировками. Действующее соглашение 2006 года о визовых упрощениях предполагает, что каждая из сторон может в одностороннем порядке, по соображениям национальной безопасности, приостановить или прекратить действие этого соглашения, официально уведомив вторую сторону об этом решении не позднее чем за два дня. Так, кстати, Евросоюз поступил в феврале этого года, когда частично заморозил некоторые статьи этого соглашения. После того, как мы получим соответствующее официальное уведомление, будем формулировать ответные действия, которые, пусть никто не сомневается, последуют — это неизбежно.
В Евросоюзе была довольно острая внутренняя дискуссия. Наиболее ретивые страны-члены хотели вообще все перекрыть. Другие говорили о необходимости более избирательного подхода. За этим можно наблюдать — что мы и делаем — но суть от этого не меняется. А она такова, что Евросоюз, который многие десятилетия выступал на всех уровнях глашатаем свободы передвижения, поощрения всевозможных контактов, сейчас фактически пошел по пути самоизоляции. Это несомненно нанесет вред самому ЕС — и в экономическом, и в политическом плане. Теперь его привлекательность в глазах российских и, кстати говоря, белорусских граждан, которые тоже подпадают под многие ограничения, померкнет.
— Евросоюз замораживает такой режим со своей стороны. Означает ли это, что он автоматически замораживается и с российской стороны?
— Это документ двусторонний, и если один подписант из него выходит, у другого утрачивается смысл выполнять свои обязательства. Однако не будем спешить: ответные решения будут должным образом сформулированы и в надлежащий момент объявлены.
— Есть ли у вас понимание по срокам, когда соглашение реально перестанет работать?
— Вы знаете, дипломатическая профессия предполагает достаточно широкий набор разных функций. Но гадание на кофейной гуще к их числу не относится.
«Не удивлюсь, если «Газпром» по итогам года объявит о рекордной прибыли»
— В июле вы сказали, что линия жесткого давления на Москву «начинает выдыхаться в силу объективных причин». Одна из наиболее чувствительных сфер — энергетика. Страны Евросоюза хотят отказаться от российских ресурсов, но сделать это быстро у них не получается. Сейчас ЕС ищет альтернативных поставщиков. Россия ищет альтернативные рынки сбыта?
— К упомянутому вами выводу пришел не только я — такие оценки звучат и в странах Евросоюза. Последний санкционный пакет здесь даже постеснялись назвать седьмым, потому что он получился очень куцым. Кто-то его называл «шестым с половиной», были еще какие-то названия — словом, не седьмой. Хотя сегодня кое-кто твердит уже о восьмом пакете.
Что касается энергетики, Евросоюз полностью отказался от российского угля, хотя Россия была на первом месте среди стран, откуда он импортировал каменный уголь — по-прежнему, кстати, необходимый в металлургии, несмотря на нынешнюю моду на «озеленение» экономики. Частично отказался от нефти, нефтепродуктов. И декларировал в будущем отказ вообще от российских энергоносителей, включая газ.
Последний сектор наиболее чувствительный в силу особенностей газовой транспортировки. Если нефть легче транспортировать и хранить, ее можно прикупить на мировом рынке, то с газом сложнее. Если есть труба, то из нее можно получить газ. Если же ее нет, надо искать сжиженный. А для этого надо иметь завод по разжижению газа, флот танкеров-газовозов и, в конце концов, свободный СПГ на мировом рынке.
У Евросоюза в полной мере нет ни одного, ни другого, ни третьего. Дополнительная сложность в том, что все это наложилось на провозглашенный его действующим руководством «зеленый курс». Есть различные мнения, насколько он отражает реальную действительность. Некоторые политики, включая, например, председателя Еврокомиссии госпожу Урсулу фон дер Ляйен, считают, что путь преодоления нынешнего энергетического кризиса в том, чтобы поставить еще больше пропеллеров и солнечных панелей. Можно, конечно, закачать в эти проекты еще немало миллиардов евро, но от этого, боюсь, солнце не будет светить ярче, а ветер — дуть сильнее.
Вдобавок некоторые страны Евросоюза, включая Германию, решили отказаться от атомной энергетики. Это появилось не сегодня и не с началом специальной военной операции на Украине. Попытки им разъяснить опасность такого курса, к сожалению, упирались — и при нынешнем составе Еврокомиссии, и при прошлом — в неспособность и нежелание учитывать логические доводы. Так что тот энергетический кризис, с которым уже сталкивается Европейский союз, станет еще ощутимее по мере приближения осенне-зимнего сезона. Это не результат каких-то козней России, не результат целенаправленной, как они говорят, «вепонизации» энергетики, то есть превращения энергии в оружие, а итог их собственной близорукой политики.
— Получается, если я вас правильно поняла, на краткосрочную перспективу других вариантов, кроме как покупать российский газ, у Евросоюза нет. Соответственно, у Москвы нет беспокойства на тему того, что она лишится этого рынка сбыта. Верно?
— У разных стран ЕС разное представление об этой ситуации и разные рецепты. У кого-то есть свой газ, у кого-то – его альтернативные источники, у кого-то – терминалы для СПГ, кто-то газом практически не пользуется. А есть страны, которые почти на 100% зависят от российского топлива. Так исторически и географически сложилось, что наибольший процент зависимости от нашего газа как раз у тех стран, которые громче всего продвигают антироссийскую позицию. В первую очередь речь о Прибалтике.
Отказаться от топлива сразу в ЕС не готовы. Но это не значит, что будет отменен перспективный курс на снижение, как они говорят, зависимости от российских энергоносителей. Наверное, этот «зеленый курс» еще какое-то время будет сохраняться, если только жизнь не заставит его радикально пересмотреть.
Что касается объемов наших поставок, то да, они, конечно, сократились. Тут целый ряд факторов: нет турбины для «Северного потока-1», кто-то не хочет платить в рублях. Но поскольку это сокращение объема сопровождается резким взлетом цен, то я не удивлюсь, если «Газпром» по итогам года объявит о рекордной прибыли.
— Но ведь такая ситуация очень неустойчива — здесь много факторов неопределенности. Сегодня цены выросли, а завтра они могут упасть…
— Факторы неопределенности, конечно, есть. Но многие факторы неопределенности были Евросоюзом заложены в эту схему изначально, когда ЕСовцы встали на путь отказа от долгосрочных контрактов, которые позволяли получать относительно недорогой российский газ по фиксированным ценам. Они говорили «нет» долгосрочным контрактам. Как у нас в начале 90-х некоторые утверждали, что невидимая рука рынка спасет Россию. Примерно так же аргументировали в Брюсселе. Говорили, что надо тот же газ пустить в свободное плавание, и тогда все будет хорошо. Но в итоге цены полезли вверх. Те, кто отказался от долгосрочных контрактов, проиграли, а те, кто не отказался — продолжают выигрывать. Например, Венгрия, которая недавно подписала соглашение о дополнительных поставках газа.
— Ценовые скачки несут риски и для России: если завтра цены резко обвалятся, прибыль сократится. Какие здесь есть варианты действий — как Москва учитывает этот фактор?
— Российская сторона всегда исходила из приоритетности долгосрочных контрактов. В наших интересах, в первую очередь, стабильность ценообразования, которая дает определенные перспективы. Ведь энергетика — это такая сфера экономики, которая требует больших, огромных, я бы сказал, капиталовложений на начальной стадии любого проекта. Если вы пробурили скважину и обнаружили нефть или газ, то вам нужны большие ресурсы, чтобы это месторождение начать эксплуатировать, правильно? Это то, что именуется долгими инвестициями. И опираться при этом на какие-то спотовые рынки, на биржевые колебания, конечно, нежелательно и даже небезопасно с чисто коммерческой точки зрения.
«Главное — прекратить обстрелы»
— На протяжении августа решался вопрос с отправкой на Запорожскую АЭС миссии МАГАТЭ. В начале сентября она станцию посетила. До этого президент Франции Эммануэль Макрон и представители ООН заявляли, что миссия получила гарантии безопасности от России и Украины. Почему именно глава Франции сообщает об этом?
— Ну, президенту Франции, очевидно, есть дело до любой проблемы. Этими вопросами занималась МАГАТЭ — связанное с ООН агентство, которое находится в Вене. И российская сторона имела дело именно с ним, так же как, очевидно, и украинская. Но политическую поддержку, конечно, мог оказать и президент Макрон, и любой другой глава государства. Решающими, однако, стали те договоренности, которые были с МАГАТЭ.
— Евросоюз в этом играл какую-то роль?
— Нет, Евросоюз никакой роли не играл. Но это не помешает им, как говорится, примерить успех и на себя.
— Украина и западные страны предложили создать вокруг ЗАЭС демилитаризованную зону. Эта идея нашла отклик у секретариата ООН, Россия ее отвергла…
— Что касается демилитаризации, я лично считаю, что с точки зрения ситуации «на земле» это просто глупость. Потому что объект, на котором расположено шесть реакторов, который регулярно, на ежедневной основе, обстреливается вооруженными силами Украины, где работает несколько сотен, по некоторым данным чуть ли не тысяча, украинских специалистов, конечно, нуждается в элементарной охране. Этим и занимаются российские подразделения, которые там находятся. Кроме того, присутствует небольшая группа сотрудников «Росатома», которые оказывают техническое содействие украинским сотрудникам «Энергоатома». Демилитаризация этой территории лишь создала бы дополнительные риски и угрозу безопасности атомной электростанции.
— Какой механизм, с точки зрения Москвы, мог бы стать альтернативой такой зоне? Как вывести станцию за скобки боевых действий, чтобы это было приемлемо для всех?
— Если говорить радикально, ее можно закрыть. Но это проблему тоже полностью не решит. Потому что ведь, помимо реакторов, которые достаточно прочны, надежны и сработаны еще в советское время так, что могут выдержать прямое падение тяжелого самолета, там есть хранилища и свежего, и отработанного топлива, и прочие вспомогательные вещи.
Чтобы соответствующие механизмы работали, АЭС нуждается в электропитании. Именно поэтому наибольшую озабоченность вызывают удары ВСУ по линиям электропередач, идущих к этой станции и от нее. Так что здесь главное — прекратить обстрелы.
Отрезвляющим фактором может стать реализация идеи руководства МАГАТЭ о том, чтобы несколько членов нынешней миссии остались там на некоторое время. Своим присутствием они способны оказывать потенциально сдерживающее воздействие на украинскую сторону. И самое главное, наверное, увидят своими глазами, откуда что летит.
— Месяц назад на сайте ЦИК Карелии появилась информация о том, что вас выдвинули в члены Совета Федерации от региона. Значит ли это, что в ближайшее время вы покинете должность постпреда при ЕС?
— 4 сентября исполняется 17 лет, как я работаю в нынешней должности. Наверное, вы согласитесь, что это солидный срок. А что касается дальнейшего — посмотрим. Речь ведь идет о вопросах, связанных уже с другими структурами. Так что дождемся соответствующих решений и событий. Начиная, в первую очередь, с тех выборов, которые состоятся 11-го числа.