
«У Табакова всегда был в кармане пакет соблазнов»

Юрий Чурсин рад, когда его герой не плывет по течению. Актер готов к резкому изменению курса, предпочитает кино, но возвращается в театр и остается там исключительно востребованным. Об этом, а также о сладком предложении Светланы Ходченковой, играх со смертью и харизме Ренаты Литвиновой он рассказал «Известиям» накануне премьеры спектакля «Сирано де Бержерак» во МХТ имени Чехова, в котором играет главную роль.
«Это был момент преодоления, когда мир восстает против тебя»
— Насколько интересен герой пьесы Ростана молодежи? Не архаичен ли Сирано?
— Думаю, наоборот. Сирано сейчас — персонаж, который должен прозвучать для современного поколения. Потому что в нем есть смелость, принципиальность, желание быть честным, правдивым, но при этом веселым и не очень серьезным.
— В Театре Вахтангова вы также играли в «Сирано де Бержераке» Владимира Мирзоева. В главной роли был Максим Суханов. Насколько многогранен герой, если столь разноплановые артисты находят в нем новые краски? В чем секрет этого персонажа?
— Как и любое классическое произведение, эта пьеса всегда на поверхности, и вопросы, которые в ней поднимаются, всегда актуальны. Видимо, сейчас этот персонаж хочет появиться на свет.
— Спустя шесть лет вы вернулись в МХТ. Сколько сейчас у вас спектаклей?
— Три. «Лес» Кирилла Серебренникова, «Звезда вашего периода» Ренаты Литвиновой, «Сирано де Бержерак» Егора Перегудова. Паулина Андреева — Роксана. А Игорь Золотовицкий — граф де Гиш. 19 и 20 марта — премьера.
— А как вам Рената Литвинова в роли режиссера?
— Блестяще! Я испытываю огромное вдохновение рядом с этим творческим человеком. Рената Литвинова — это огромная харизма. Она написала пьесу, сама поставила ее и сыграла главную роль.
Мне кажется, что в данном случае всё происходит от любви. Если художник любит делать всё сам, он и делает. Как Алла Пугачева, которая, говорят, на том самом концерте в Кремле сама даже свет ставила. Потому что понимает, чего хочет.
Когда мне позвонили из репертуарной части с предложением роли у Ренаты, я уже играл «Лес», в антрепризе у Робермана репетировал с Игорем Скляром «Эмигрантов» и в «Табакерке» должен был вводиться в «Кинастон». Там главную роль играл Максим Матвеев. Но он переехал в Санкт-Петербург. Спектакль не хотели закрывать. И Владимир Львович Машков сделал мне предложение. Режиссер спектакля Евгений Писарев одобрил.
— Вы играете Эдварда Кинастона, актера шекспировского театра?
— Да, одного из последних актеров Англии, который играл женские роли. В XVII веке театр считался грубым искусством. Карл II, став монархом, разрешил женщинам играть на сцене. И Кинастон стал уже неинтересен.
Мне кажется, эта история была очень актуальна после локдауна, весной 2020 года. Многие столкнулись с тем, что их профессиональная деятельность накрылась, и нужно было ориентироваться в новом пространстве. Кто-то ушел в онлайн, но там не все смогли найти себя. Люди впадали в депрессию. Это был момент преодоления, когда мир восстает против тебя. Вот и герой спектакля Кинастон падает на дно, но набирается сил и поднимается. Очень трогательная история.
«Понял: я не затрачиваюсь, идет штамп»
— Вы пришли в МХТ в 2004-м. В тот момент Табаков собирал новую команду. Цените, что вы оказались в ней?
— Я не оценил этого, это случайность.
— Ничего случайного не бывает. Годом раньше в труппу вошли Константин Хабенский и Михаил Пореченков.
— Да, но я не был в каким-то капризом Олега Павловича. Табаков всегда имел план собирать в театре интересных творческих людей. Это было постоянно. Если вдруг кто-то где-то проявлялся, у Табакова всегда был в кармане пакет соблазнов. Он знал, как привлечь людей в театр.
— Вас он чем соблазнил?
— Работой, ролями. И не то чтобы просто пригласил в спектакль «Лес», а когда роль была сделана, я получил приглашение в труппу. Поскольку к тому моменту я уже год не служил нигде.
— Вы тогда покинули Театр Вахтангова?
— Год еще доигрывал там несколько спектаклей и участвовал в бенефисе Василия Семеновича Ланового, моего учителя в Щукинском училище. А еще играл в «Откровенных полароидных снимках» Кирилла Серебренникова в Театре Пушкина.
— С работой в МХТ пришло и признание. Если всё складывается, значит, ты находишься в нужном месте и занимаешься своим делом. Не замечали?
— Конечно. Признание, награды пришли, потому что в МХТ за этим следят. Понимают, что поощрения для актеров — подпитка и если их нет, то признание появится лишь по стечению обстоятельств.
— И всё же из МХТ вы ушли.
— Это было расставание не с МХТ, а с театром. Я закрыл для себя все спектакли и в «Табакерке», и в МХТ. Не играл ничего. В какой-то момент стал себя чувствовать там, как на рельсах. И поезд нес меня, куда я не хочу. Это были мои внутренние переживания. Однажды, находясь на сцене, я вдруг понял, что нахожусь в форме, потому что играю в кино.
— Некоторые считают, наоборот, театр держит в форме.
— И у меня долгое время было так. Но это прошло. Понял, что моя психофизика здесь выхолощена. Я не затрачиваюсь, идет штамп. Было ощущение выгорания, что ли. Потому выбрал кино.
«Первое, что приходит в голову, — «Игра престолов». Но у нас другое кино»
— Сейчас на «Кинопоиске» вышла первая часть фэнтези-саги «Этерна» по книге Веры Камши, в которой у вас роль герцога, маршала Талига Рокэ Алва. Режиссеры не всегда бережно относятся к первоисточнику. Вам важно, далек ли сценарий от литературной основы?
— На этом фильме не было такого, что автора отодвигаем в сторону, делаем «по мотивам». Кино максимально приближено к тексту, который давал благодатную почву для творчества, для создания образа.
Не всегда, когда пишется сценарий по объемному произведению, всё прописано в мелочах. Образ создается на долгую экспликацию, чтобы его развивать. И это ложится на плечи артистов. Знать, быть в теме, прочесть оригинал, безусловно, для меня важно. Кроме экранизации, мы записали аудиоверсию «Этерны» для Storytel.
— Чем вас увлекла эта история?
— Когда начинаешь коммуницировать с книгой, понимаешь, что у нее есть большой круг фанатов. Она написана очень лихо, сюжет затягивает, и в том выдуманном мире у людей существуют такие понятия, такая мотивация для поступков, которых уже давно нет у нас.
— «Этерну» сравнивают с «Игрой престолов». Это льстит или напрягает?
— Штампованное сознание. Первое, что приходит в голову, — «Игра престолов». Но у нас другое кино. Что нас объединяет, так это тема чести. Говорить об этом важно.
— Вам важно, чтобы ваш герой выглядел красиво?
— Это кредо моего героя — выглядеть красиво. Красота — фетиш Рокэ Алва. Он вообще всё делает красиво. Хочешь не хочешь, будь как он. Иной раз приходится немного усмирять художников, чтобы это не было так красиво. Самолюбование героя даже в том, что он портит свой внешний вид, переодеваясь в простонародную одежду. На войне это выглядит вызывающе, потому что не по кодексу. Рокэ Алва для меня герой, с которым можно хулиганить не останавливаясь.
— У вас, что не персонаж, то красавец. Взять хоть Стаса Шелеста в «Мосгазе». Умный, обаятельный, с прямой спиной.
— Это был его протест «совку». Стас мечтал оказаться там, где люди улыбаются друг другу и выглядят хорошо. А Рокэ Алва — герой просто вызывающе роскошный. Его цель — раздражать своей красотой.
— Он раздражает только мужчин или женщин тоже?
— Всех. Он смело садится рядом с врагами на собрании, он пренебрежительно относится к драгоценностям, может выбросить их в воду. Он говорит: «Я ничего не хочу, кроме вина, женщин и врагов».
— Вам-то самому красота важна?
— Конечно. Мне кажется, что это определенный язык разговора с окружающими, сообщение, кто ты есть. Поговорка «встречают по одежке» не шутка, лично для меня. Я этим кодом общаюсь.
«Мне кажется, думать о смерти очень полезно»
— Почему Стаса Шелеста в «Мосгазе» решили ликвидировать?
— Нет ничего ценнее для общего дела, чем смерть одного из персонажей. В какой-то момент это должно было случиться и с ним. Я рад, когда герой умирает, это производит эффект.
— А о своей смерти вы не думали?
— Я всегда думаю о смерти. Даже взял для себя привычку, когда вижу часы, а на них без пяти минут, — думаю о смерти.
— Серьезно?
— Абсолютно. Мне кажется, думать о смерти очень полезно.
— И какие мысли вас посещают в тот момент?
— Думаю, а насколько в удовлетворительном состоянии все мои дела? Это меня провоцирует обратить внимание на то, что я в жизни пропускаю. Потом вступаю в диалог с совестью: всё ли у меня в порядке для последнего часа. Ну и вообще — ценю момент.
— Хорошо ли одет для последнего часа?
— Да, конечно. Мне кажется, это тоже важно.
— Моя подруга без макияжа мусор не выносит.
— Правильно. Я тоже слышал эти истории. Женщины говорят:«Если меня собьет автомобиль и меня будут вскрывать, будет стыдно оказаться в дешевом белье».
— Это история и про вас?
— Я играю в эту игру, и она мне нравится.
«Пугать иностранного зрителя русским акцентом мне неинтересно»
— Съемки «Этерны» выпали на пандемию. Это тоже было преодоление?
— Да. Многое в картине стало следствием того ада, который наступил для кинопроизводства. Фильм должны были снимать в Венгрии, в настоящих замках. Грянул локдаун, закрылись границы, пришлось всё делать своими руками: выстраивать декорации на родине, создавать новые миры. По-моему, так в последний раз работал Сергей Жигунов на «Графине де Монсоро». Но в те времена ресурсы были другие, да и зритель был не так искушен.
Мы только делаем первые шажки, а там уже люди размениваются огромными картами. Вы посмотрите «Дюну» — это же за гранью, это на сто лет вперед от нас. Они могут себе позволить сделать так, что у тебя искрится экран, и кажется, что ты сам дышишь этой золотой пудрой.
— Полагаете, нам такое не по плечу?
— Нельзя сказать, что у нас это невозможно. Но продюсеры «Этерны» даже не имели возможности обратиться к большим площадкам, потому что никто не знал в ту пору, что будет дальше. Вопросов было больше, чем ответов. Из группы каждый день выпадали люди. Кино вышло вопреки всему. Но на его создание был положен титанический труд.
— Может, наша фишка — не создавать новые миры, а снимать кино, как «Три тополя на Плющихе»?
— Может быть, я даже с вами во многом соглашусь. Но помните, как говорил герой в фильме «Пролетая над гнездом кукушки»?
— «Я хотя бы попробовал».
— Вот! Можно же хотя бы попробовать. Это разные уровни куража, смелости, преодоления препятствий. Начинать с нуля, знать, что обязательно скажут, «где-то это уже было», — сложная история. Но в «Этерне» есть и свои победы. Художник по костюмам Наталья Белоусова буквально совершила прорыв. Хедхантеры голливудские должны гоняться за таким мастером.
— А за вами гоняются?

— Наверное, гоняются, но не могут поймать. Может, хедхантеры просто не знают мой телефон.
— Вы хотите в Голливуд?
— Я не против конкретного предложения. Но пока они ничем не отличаются от предложений, которые делали коллегам 10–20 лет назад: с русским акцентом сыграть плохого парня. Но чем же удивлять тогда?
Самое сладчайшее предложение было у Светы Ходченковой, когда она в «Росомахе» красиво прошлась. Огромная зависть к Константину Хабенскому, который встречался с Гарри Олдманом, Анджелиной Джоли.
Спору нет, привлекательно встретиться с профессионалами, встать в один кадр со звездой. Но у меня и в России есть что поиграть, у кого поучиться. В этом смысле ответ ваш вопрос: «А не лучше ли «Три тополя на Плющихе?» — да, лучше. Мне и дома отлично. А пугать иностранного зрителя русским акцентом мне неинтересно.