«Над фильмом «Память» мы работали 17 лет»
Героиня фильма «Память» Джессика бродит по Боготе и ее окрестностям, содрогаясь от громкого звука в своей голове. Таков вкратце сюжет двухчасовой картины Апитчатпонга Вирасетакула, получившей приз жюри Каннского кинофестиваля. Накануне выхода фильма в российский прокат «Известия» обсудили с исполнительницей главной роли Тильдой Суинтон ее работу, любимых режиссеров и слухи о смерти кинематографа.
«Я себя «западной» не чувствую. В смысле, который в это вкладывают»
— Знаете, мы общались с Апитчатпонгом Вирасетакулом, и он сказал, что вам очень помогло подружиться ваше невероятное чувство юмора. Как вам с этим чувством юмора живется в этой циничной киноиндустрии?
— Мне трудно ответить на ваш вопрос, я об индустрии мало знаю. Правда, я совсем не индустриальный человек. Я бы сказала, что я доиндустриальный человек. А если говорить об обычной жизни, то юмор помогает планете вращаться. Ведь всё дело в перспективе, в способности найти общий язык с людьми. Юмор — это ниточка, которая связывает меня с моими друзьями. Апитчатпонг — он великолепен, конечно. Когда мы познакомились, а это было много лет назад, мы поняли, что у нас одинаковое чувство юмора. Апитчатпонг очень легкий. Он говорит какие-то запредельно глубокие вещи, но он делает это как-то запросто. У него всё получается так пластично, что всегда можно обернуть это в шутку. То есть нет ощущения, что ты выныриваешь из какой-то дикой глубины, выдыхаешь и пытаешься пошутить. Нет, с ним это всегда можно, и он всегда к этому готов.
— А как с ним работается в смысле креативного процесса? Ну, то есть вы всё же западная женщина, а Вирасетакул — специфический автор с какой-то своей вселенной в голове. Как подступиться к такому с новой идеей?
— Да уж, любопытную картинку вы нарисовали! В любом случае это совсем не то, как я вижу, по мне, так всё совершенно иначе. Начнем с того, что я себя «западной» не чувствую. В том смысле, который обычно в это вкладывают. Когда я впервые увидела фильмы Джо, встретила его самого, подружилась с ним и мы с ним стали сотрудничать, потому что до этого фильма мы еще несколько вещей сделали вместе, мы друг друга восприняли как братьев! Словно мы разделяем наше восприятие, словно у нас общая культура. Абсолютно! Культура кино, искусства. Мы друг для друга не иностранцы. Это первое.
Тильда Суинтон и Апитчатпонг Вирасетакул
Второе — насчет того, как происходят съемки и вообще процесс. Над фильмом «Память» мы работали 17 лет. Мы познакомились в 2004-м в Каннах. Сначала не лично: Джо привез в Канны фильм «Тропическая болезнь». Я была в жюри, фильм меня потряс, и мы начали переписываться. Годами длилась эта переписка, а потом мы начали обсуждать данный фильм. Так что тут не было такого, что Джо мне выуживал из кармана какие-то указания, а я слушалась. Мы всё придумали вместе, это было общее дело. У Джо действительно своя вселенная, и я ее люблю. Более того, рискну сказать, что его методы мне очень понятны и знакомы. Потому что я начинала свой путь в кино с Дереком Джарменом, и этим двоим, конечно, стоило бы познакомиться. Мне кажется, они чувствуют одинаково, хотя их работы совершенно разные. Я сразу распознала это в Джо. Работать с ним всё равно что оказаться дома.
«В тот момент я думала, что на этом с актерством покончено»
— Ваше содружество с Дереком Джарменом — случай уникальный и удивительный. Вам не кажется, что вы с тех пор всегда ищете чего-то подобного от сотрудничества с новыми авторами? И, наверное, если не находите, то дистанцируетесь слегка?
— Хороший вопрос... Те девять лет с Дереком сформировали меня, это было мое ученичество. Когда он умер в 1994 году, я оказалась на распутье. И в тот момент я думала, что на этом с актерством покончено. Я никогда не планировала этим заниматься, я делала это с Дереком, но его больше нет, так что, пожалуй, пора закругляться. До того момента я всего дважды снялась не у Дерека — в «Смерти дружбы» Питера Уоллена и «Орландо» Салли Поттер. Это были интересные партнерства, но в них не было того удивительного ощущения, которое мне было так дорого с Дереком. Поэтому мы сделали по одному фильму вместе и расстались.
Кадр из фильма «Караваджо» режиссера Дерека Джармена
Питер, к сожалению, умер, с Салли мы дружим до сих пор, но так больше ничего вместе и не сделали. К счастью для меня, когда одна «семья» исчезла, другие «семьи» стали сами находить меня. Сегодня у меня их очень много. У меня «семья» с Пон Чжун-хо, с Уэсом Андерсоном, Джимом Джармушем, Джоанной Хогг, а с Джо мы сейчас обсуждаем следующий фильм. Нам нравится это ощущение непрерывности, совместного стремления — это то, что я люблю, ради чего занимаюсь кино. То, почему я называю себя непрофессионалом. Профессионалы — это люди с определенными навыками, они могут абстрагироваться от всего лишнего, они могут подготовить проект сами, они переходят из одного проекта в другой, четко всё анализируют, знают, как и что предложить. Я так не работаю, и если бы мне сказали работать так, то я бы не смогла. Мне надо, чтобы всё было вместе, чтобы знать, что мы делаем это вот с тем и с тем. Благословение свыше было не только то, что я встретила Дерека и имела счастье работать с ним, но и то, что мне удавалось это впоследствии снова, и снова, и снова. Я очень, очень благодарна за это. Поверьте, если бы вот этих «семей» не было, я бы вообще не снималась в кино. Мне просто неинтересно работать по-другому.
— И как вы понимаете, когда вас зовут сниматься, «семья» это или нет?
— Примерно как в любой дружбе. Вообще, есть что-то в работе самой по себе — ты трудишься и постепенно влюбляешься в тех, с кем ты в одной лодке. Сегодня у меня очень удобное положение, потому что я могу себе позволить регулярно работать с людьми, которых я знаю уже очень много лет. Когда мне пару лет назад позвонил Педро Альмодовар и предложил сняться в «Человеческом голосе», я уже чувствовала, что мы знакомы давным-давно, настолько хорошо я знала всего его фильмы. Здесь было совсем легко установить контакт. Сейчас я снимаюсь у одного постановщика-дебютанта, но я уже очень давно знаю его как сценариста. И это уже неплохо. Важнее всего, чтобы вы нравились друг другу, хотели быть друг с другом, проводить вместе время, думать вместе.
Кадр из фильма «Человеческий голос»
— Как вы выбираете, к какой «семье» присоединиться в следующий раз? Ведь «семей» много, а времени каждая требует прилично.
— Самый мой большой страх, что однажды Пон, Джо, Джим и Уэс решат снимать одновременно и мне придется выбирать. Этот кошмар мучает меня по ночам. Но пока мне удавалось уберечься от этого. Постучу по дереву, но до сих пор даты удается согласовать вполне безболезненно. Я иногда сравниваю себя с садовником или фермером. Там посадила розы, тут тюльпаны, рядом гладиолусы. И сижу жду. Иногда некоторые цветы вообще не всходят, иногда расцветают через 20–25 лет. Так было с фильмом «Суспирия», например. А иногда они вырастают мгновенно, и ты такая: ой, я и не ожидала, что так быстро, ну ладно, отлично, давай сделаем. Я бы сказала, что это вообще главная часть моей работы в жизни — оркестровка календаря.
«Память» нельзя просто пихнуть на стриминги»
— Ваша героиня в «Памяти» слышит странный звук — у вас в жизни было что-то подобное?
— 17 лет — долгий срок, и этот звук был семенем, которое всё это время всходило и развивалось. С него всё началось. Хотя нет, во-первых, мы просто хотели с Джо работать вместе. А во-вторых, был вопрос, о чем снимать. До этого Джо снимал все фильмы в Таиланде, и я первым делом рассказала Джо о своих сомнениях по поводу того, что я смогу вписаться в тайский ландшафт. Это была не провокация, а препятствие, некий камень преткновения. И Джо довольно быстро заявил, что не хочет видеть меня в роли иностранки, а хочет, чтобы мы были в равных условиях. Следовательно, мы оба должны были стать иностранцами. Стало быть, надо поехать в место, которое мы оба не знаем. Это был очень важный шаг для нас обоих. Хотя именно Колумбия как место возникла далеко не сразу.
Теперь — звук. У Джо был синдром взрывающейся головы. Мы знали, что это будет интегрировано в сюжет. С моей стороны был опыт утраты родителей. Они умерли, и я проживала опыт горя, потери, дезориентации. Я сама была поражена тому, как на меня подействовало это горе. У меня это случалось и раньше, но тут я и горевала, и снималась в кино, и это было странное сочетание жизни в одном месте и ее отсутствия в другом. Словно чистилище, в котором ты застряла на какое-то время. Ты не хочешь делать ничего, ты просто принимаешь и принимаешь. Я помню, как раз тогда я снималась у Луки Гуаданьино в «Большом всплеске». Моя мать умирала, и я не хотела вообще сниматься в том году нигде. Но Лука уговорил меня. Я согласилась при условии, что я буду молчать. Я не могла говорить! Просто не хотела ничего говорить. Мне хотелось исчезнуть, испариться. Я смотрела, слушала, но никак не вкладывалась в процесс. Такой вот вам биографический пример. Так вот, когда мы создавали образ Джессики, мы вложили туда это ощущение. У нее бессонница, мы с Джо оба знаем, что это такое.
Кадр из фильма «Память»
У него вообще это длится не знаю сколько времени, очень давно. У меня бессонница началась от горя, это со мной было впервые за всю жизнь. Если ты не спишь две недели, это как наркотическое опьянение. Ты не понимаешь, где ты, ты не можешь ничего создавать, ты только воспринимаешь. Только слушаешь, только смотришь, и Джессика даже ходит бесшумно. А звук, который мы слышим в фильме, — если честно, я его услышала впервые только на премьере в Каннах, и Джо тоже. Хотя он создал этот звук, но он его прежде вот так тоже не слышал. Тем более со зрителем. Он пытался мне, конечно, описать этот звук, когда мы обсуждали фильм, и это было похоже на сцену, где Джессика со звукорежиссером подбирают звук из его библиотеки. Это все равно что объяснять боль или сон, что-то личное, что нужно извлечь из своей головы и показать это другому. Практически невозможно. Но ты всё равно пытаешься.
— Сто лет назад идеалисты вроде Дзиги Вертова верили, что кино станет как раз таким способом рассказать всему миру о своих снах, универсальным языком. Но уже лет сорок то Питер Гринуэй, то Жан-Люк Годар твердят, что кино умерло. А сегодня договорились, что сериалы, Marvel и Netflix убили кино. А вы как думаете? Что ждет кино и станет ли оно универсальным языком?
— Кино никуда не движется. Оно эволюционирует. Его невозможно убить. Я не согласна с теми, кто говорит, что оно мертво, мне кажется, они заблуждаются. Я бы отметила с огромными уважением и восхищением, что эти художники нас просто провоцируют такими заявлениями. Это ведь неправда! Когда прошлой весной случился локдаун, первое, что я сделала, это вновь достала с полки огромный том автобиографии Майкла Пауэлла, одного из моих любимых режиссеров и, кстати, практически ровесника кинематографа. Он начал снимать кино в Ницце еще в 20-е годы. Я поймала себя на том, что я хочу не просто читать историю его жизни, а прочесть там историю самого кинематографа. И когда я дошла до места, где рассказывается о приходе звука в кино, там описывается полная катастрофа. Все студии закрылись. Кинотеатры закрылись. Люди потеряли свои работы. Карьеры были уничтожены за одно мгновение.
А потом мы адаптировались. Изобрели технику, переоборудовали студии и кинотеатры и начали всё заново. Затем был новый кризис, не такой сильный, но всё же: пришел цвет. Снова понадобилась новая техника. Потом пришло ТВ, потом появились DVD. Я поняла, что читаю это, чтобы приободрить саму себя. Поняла, что всё это — просто эволюция. До ковида люди говорили о смерти кино из-за стримингов. Теперь проблема в кинотеатрах — туда боятся ходить. Но фильмы в Каннах, особенно «Память», нельзя просто пихнуть на стриминги, их надо смотреть на большом экране, вместе! И «Французский вестник» тоже — как смотреть на мониторе? Авторы, с которыми я работаю, в том числе, например, Джордж Миллер, с которым мы в начале этого года сняли новый фильм, и Педро Альмодовар, и Пон Чжун-хо — они не делают фильмы для ТВ. Они снимают для кинотеатров.
Как и другие, я вижу определенную проблему, но я также чувствую себя в полной безопасности. Кино никуда не исчезнет. Вы же прекрасно знаете, что во время локдауна люди, которые не совсем такие синефилы, как мы с вами, очень скучали по кинотеатрам. Ведь никто не жаловался, что он скучает по магазинам одежды, все хотели в кино! Оно действительно нужно людям! Очень уважаю и Гринуэя, и Годара, но с их стороны говорить о смерти кино просто глупо. Потому что так они заставляют всех, включая журналистов, повторять это за ними. А потом люди начнут думать, что это действительно так, хотя к кино это не имеет никакого отношения. И его по-прежнему снимают — и будут снимать.
— Напоследок: российский поэт Александр Правиков недавно написал в стихотворении, что апрель прекрасен, как Тильда Суинтон. Что думаете об этом?
— Апрель — мой любимый месяц!
Тильда Суинтон — британская актриса, лауреат «Оскара» и BAFTA, призер Венецианского МКФ. Представительница древнего шотландского рода. Родилась 5 ноября 1960 года в Лондоне. Окончила колледж Мюррей-Эдвардс при Кембриджском университете. Играла в Королевском Шекспировском театре, затем в театре «Траверс» в Эдинбурге. Параллельно начала сниматься в кино и стала музой Дерека Джармена, сыграла у него в девяти фильмах. Среди наиболее заметных работ актрисы –— «Орландо», «На самом дне», «Адаптация», «Хроники Нарнии: Лев, колдунья и волшебный шкаф», «Майкл Клейтон», «Загадочная история Бенджамина Баттона», «Что-то не так с Кевином», «Доктор Стрэндж» и многие другие.
