«Несгибаемая и смелая позиция — единственный залог, чтобы тебя услышали»
У участников международного антидопингового движения нет претензий к РУСАДА — по крайней мере, с функциональной позиции. Об этом заявил «Известиям» и.о. агентства Михаил Буханов. В ходе визита экспертов Совета Европы и представителей Всемирного антидопингового агентства (WADA) 21–23 сентября российская сторона дала ответы на все интересовавшие наблюдателей вопросы. На сегодняшний день у РФ есть все шансы к 2022 году выполнить необходимые требования WADA и стать полноправными участниками международного олимпийского движения. При этом пресловутый «закон Родченкова», о котором так много говорилось в последнее время, руководитель РУСАДА назвал техническим документом, который не соответствует правам человека. Возможности его применения на практике пока остаются спорными, считает Михаил Буханов.
В интервью «Известиям» он подвел первые итоги визита европейских экспертов, рассказал о проводимых допинг-тестированиях отечественных спортсменов, объемах финансирования своей организации и рисках новых санкций в отношении российских спортсменов.
— Каковы предварительные итоги визита в Россию группы из четырех экспертов Совета Европы и ее встречи с руководством Минспорта РФ и РУСАДА?
— Визит продолжается, общение с РУСАДА было частью этого визита. Безусловно, мониторинг соблюдения конвенций по борьбе с допингом в спорте невозможен без Российского антидопингового агентства. В этой части состоялся визит, интервью с нашей администрацией. Оцениваю его как позитивный, очень содержательный. Была возможность показать свои результаты, рассказать о том финансировании, которое мы получили, сделать определенные акценты на антидопинговой программе, рассказать о рассмотрении дела о правонарушениях в сфере антидопинговых вопросов. Очень позитивно, но учитывая, что визит еще продолжается, окончательные итоги подводить рано. В части антидопингового агентства нам удалось ответить на все вопросы, и это я оцениваю положительно.
— Уточните, что это за визит, что за эксперты и зачем они здесь.
— Это периодический визит в рамках исполнения Россией Конвенции по борьбе с допингом в спорте. Приехали не только чиновники Совета Европы, но и представители WADA. Хочется указать на то, что, поскольку РУСАДА не соответствует кодексу WADA ввиду судебного решения, чиновники WADA тоже присутствуют. Это необходимо для комплексного взгляда на проблематику. У нас проблема допинга разделена между регулированием Советом Европы и кодексом WADA. Это более синтетическое регулирование — и правовое, и спортивно-правовое, и этическое. Это то, что соответствует конвенции и конституирует всю антидопинговую систему.
Такой составной мониторинг очень позитивен: мы можем показать результаты своей работы, ответить на вопросы. Необходим не только единичный мониторинг, но и череда таких инспекционных проверок, чтобы доказать, что выполняем конвенцию и кодекс. Мы открыты к тому, чтобы какие-то моменты исправлять и двигаться вперед.
И.о. гендиректора РУСАДА Михаил Буханов
— После инспекции вам стало понятно, как эксперты оценивают движение РФ и РУСАДА, направленные на восстановление нашей страны в правах на международной арене?
— На данный момент нам удалось ответить на все вопросы. В РУСАДА мы выполняем все требования и запросы и в полной мере отвечаем за сделанную работу. Подождем результатов и будем двигаться к тому, чтобы к 2022 году выполнить все требования WADA и стать полноправными участниками международного олимпийского движения.
Российский спорт с 2015 года находится под постоянными санкциями со стороны международных спортивных организаций. В первую очередь Всемирного антидопингового агентства (WADA). Почти шесть лет лишены аккредитаций Московская антидопинговая лаборатория и Всероссийская федерация легкой атлетики (ВФЛА). Чуть лучше положение у Российского антидопингового агентства (РУСАДА), которое в ноябре 2015 года было лишено статуса соответствия, вернуло себе его через три года, но из-за обвинений в редактировании LIMS (базы данных) Московской лаборатории вновь было его лишено.
— Министр спорта РФ Олег Матыцин заявил, что в России сейчас создана одна из самых суровых систем по борьбе с допингом. Так ли это? И согласны ли с этим представители Совета Европы и WADA?
— Можно разделить систему жесткого регулирования: с одной стороны, это РУСАДА, исполнитель и регулятор Всемирного антидопингового кодекса. Да, безусловно, мы выполняем все требования, возложенные на нас кодексом. И те инициативы, которые проявляет наше государство в лице Минспорта, — совокупно их можно оценить как максимально жесткие. Уже глубоко в психику внедрено неприятие к допингу и к последствиям его употребления, с которыми мы столкнулись в последнее время. Каждый спортсмен — мы это фиксируем — ощущает эту внутреннюю позитивную ответственность. Если он следует требованиям, он будет защищать интересы государства. Эта ответственность повышается.
Как оценивают участники международного антидопингового движения? Я думаю, сугубо функционально, потому что это позиция зарубежного человека. С функциональной позиции претензий к нам нет. Это подтверждается тем, что мы сохранили свой функционал даже в результате решения международного спортивного арбитража (CAS запретил российским спортсменам выступать под своим флагом до 16 декабря 2022 года. — «Известия»). Да, мы не соответствуем юридическим требованиям по причине скандала прошлых лет, но мы тестируем и учим, мы в полной мере дееспособны.
— Насколько реальна перспектива полного снятия санкций с наших спортсменов после 16 декабря 2022 года? Сможем ли мы вернуть себе флаг, гимн на соревнованиях, название нашей страны рядом с именами спортсменов?
— Это действительно зависит от РУСАДА, оно является ответчиком и исполнителем решения. Это та максима, к которой мы должны стремиться. Мы сейчас исполняем требования WADA и стремимся к тому, чтобы санкции были сняты. Руководство страны поставило такие цели. Это в наших силах, если мы будем продолжать в том же темпе. Два года — это консенсус, который возник в результате рассмотрения вопроса в международном арбитраже. Будем говорить, что это соглашение, удостоверенное третейским судом.
— Какие еще условия для этого надо обеспечить?
— Выполнить решение арбитража, по которому РУСАДА должно содействовать расследованию для дополнения имеющейся информации. Экспертиза выявила у нас некоторое несоответствие, и мы должны это исправить. Указывается, что факт передачи информации состоялся. Сейчас мы получаем запросы международных расследователей, это департамент разведки WADA, международные расследователи из биатлона, мы с этой проблемой справимся.
— Ваш прогноз: два года — и закончится этот кошмар?
— Мы максимально к этому стремимся. Сделаем всё возможное.
— Какой объем тестирования в центре РУСАДА проведен за 2019–2021 годы?
— В 2019 году сделали 11 тыс. проб. Пандемийный 2020-й был для всех тяжелым, летом мы даже приостановили тестирование, но наверстали. В итоге — около 8200 проб. Это хороший результат, ведь в том году вообще всё оказалось парализовано. Спортсменам необходимо тренироваться и состязаться, а вместо этого их тренированность опускалась на более низкий уровень. То же было и у нас. Тестирование требует выполнения процедурных норм, а их не всегда понимают инспекторы, тут нужен человек, который разбирается.
В сентябре 2020 года мы приступили к переаттестации наших сотрудников, переучили их, затем нарастили тестирование и вышли к концу года на нормальные результаты. А прогноз был 7500. 2019 год был замечательным, за всю историю РУСАДА такого больше не было. А в этом, 2021 году мы уже отобрали 7100 проб, каждый день эти данные дополняются. К концу года мы планируем завершить 11 тыс. проб. Мы привыкли к пандемийному режиму, сам процесс отбора проб безопасен для спортсмена и инспектора. Отбор проб происходит на дистанциях из рекомендаций Роспотребнадзора.
— Насколько процесс усложняет то, что нет возможности проводить анализ проб в Московской лаборатории и приходится всё отправлять за границу?
— Это вопрос логистики. Мы отправляем самым затратным методом — DHL, — но это надежно. Иностранные лаборатории предлагают более выгодные прайсы, чем Московская лаборатория в предыдущий этап сотрудничества с ней. Чисто экономически никаких особых изменений нет, кроме доставки. Сложностей тут нет. Наоборот, взаимодействие с иностранными контрагентами — это позитив. У нас и хранение проб осуществляется в иностранных лабораториях, зачастую даются скидки или вообще бесплатное хранение.
— Какое финансирование сейчас получает РУСАДА? На что идут деньги?
— Сейчас в Минфине РФ лежит на подписании дополнительное соглашение по нашей субсидии в этом году. Мы очень благодарны Минфину и лично нашему куратору, директору департамента (бюджетной политики в отраслях соцсферы и науки Минфина. — «Известия») Светлане Гашкиной за то, что получили дополнительное финансирование ровно на олимпийское тестирование — 144 млн рублей. По итогу за год у нас финансирование составит 711 млн рублей.
В 2020 году финансирование было сокращено для всех бюджетных учреждений на 10–11%. Нам эти деньги восстановили и в последующие годы также восстановят. Мы находим полное понимание в правительстве. Мы полностью финансово обеспечены, чтобы подготовить наших олимпийцев и паралимпийцев к зимним Играм в Пекине. Предполагалось, что в этом году мы получим 501 млн рублей, а не 711, но мы урегулировали этот вопрос.
— Как повлияло на работу агентства смещение олимпийского цикла и то, что приходится в один год готовить спортсменов к двум Олимпиадам?
— Это просто организационный и хозяйственный бег — эти Олимпийские игры. Мы только разобрались с летней Олимпиадой, сделали более 2,5 тыс. проб, сейчас нужно всё успеть к зимним Играм. Это уникальный случай, он подтверждает, насколько всё логично устроено в олимпийском периоде в четыре года. Надеюсь, всё встанет в рамки и через четыре года циклы пойдут уже в обычном режиме. Кстати, часть паралимпийцев мы уже готовим к 2024 году, к Играм в Париже, сейчас идет отбор.
— Как вы оцениваете итоги работы агентства по итогам Игр в Токио?
— Безусловно, мы беспокоились. Мы проделали огромный объем работы и очень волновались за спортсменов, их результаты и за свою работу. В некоторых случаях спортсменам нужно было пройти три, четыре теста. Мы всё это делали жестко, согласно рекомендациям, которые предъявлялись организаторами соревнований. Ошибиться было смерти подобно, но мы не ошиблись. Шероховатости были, но в единичных случаях. Мы в полной мере подготовили олимпийскую и паралимпийскую сборные, они выступили, показали результат — и в этом наша сумасшедшая награда, что всё прошло гладко.
— Недавно наблюдательный совет РУСАДА не утвердил на пост генерального директора ни вас, ни других кандидатов. У вас по-прежнему приставка «исполняющий обязанности». Каковы шансы от нее избавиться?
— Я буду баллотироваться в новом конкурсе. Для меня и моей команды это стало определенной миссией. Нам всем очень ценно работать в этой сфере и обеспечивать тот результат, который мы уже показали. С другой стороны, на это должна быть воля органов управления РУСАДА, наблюдательного совета и учредителей, которые оценивают определенные критерии возможных кандидатов — у меня здесь равные права со всеми.
Другое дело, что стабильность обеспечивается соотносимо с предыдущими результатами деятельности. Коллектив РУСАДА работает в полную мощность, отдел тестирования у нас 24 часа работает, все остальные отделы тоже. У них включены телефоны, у нас страна огромная. Если звонят из Владивостока ночью, мы отвечаем. Так что мы заботимся о стране, о спортивной среде.
— Насколько выполнимо требование WADA о независимости РУСАДА и ее руководства от государства?
— Независимость — это вопрос теоретический, здесь очень важны критерии. Безусловно, по части финансирования мы чувствуем абсолютный патернализм. Обратились — получили дополнительные средства. Функционируем, делаем свою работу и не думаем о лишних телодвижениях. Именно в соотношении патернализма и своей личной деятельности лежит корень независимости.
По кодексу мы должны осуществлять тестирование по определенной методологии. Здесь никто не вправе вмешиваться. Так оно и есть. И так оно и будет. Также и образовательная деятельность — то, что выработано международным сообществом, то и должно реализовываться. Я надеюсь на понимание всех участников спортивных правоотношений, что применение положений кодекса приведет к нашей бесперебойной работе. Собственно говоря, в нашу работу и так никто не вмешивается. И мы своими результатами покажем, что на практике реализуется принцип независимости.
Бывший гендиректор РУСАДА Юрий Ганус
— Остались ли претензии к РУСАДА по итогам прошлогоднего аудита организации, ставшего поводом для отставки вашего предшественника Юрия Гануса?
— В этом году у нас прошел двухмесячный аудит федерального казначейства. Проверялся трехлетний период — это очень много. Мы совмещали каждодневную деятельность и финансовый аудит. В результате, конечно, в любой деятельности можно найти огрехи — они были и у нас, за те годы, когда никто из нас не являлся руководителем РУСАДА. Но эти огрехи не говорят о том, что можно сделать заключение о существенных правонарушениях.
Инспекторы нам показали, где нужно совершенствоваться, указали, что нужно исправить и не допускать в дальнейшем. У нас есть рекомендации, что возместить в бюджет. Но вообще двухмесячный аудит — это очень серьезно, никогда в РУСАДА такого не было. Зимой мы прошли серьезный этап. Наша бухгалтерия, как и все отделы, находилась в очень тяжелом положении. Огрехи есть, но они не позволяют делать заключения о правомочии написать заявление в правоохранительные органы.
— То есть жалоб на прошлое руководство не было?
— Я такого не подавал. Я уважаю Юрия Александровича Гануса, любой человек неоднозначен. Но мы идем дальше, нам надо достигать других высот, обеспечивать права российских спортсменов и добиваться их международного участия.
— В декабре прошлого года Спортивный арбитражный суд в Лозанне (CAS) постановил, что РУСАДА должно сделать всё возможное, чтобы восстановить утраченные данные Московской антидопинговой лаборатории и передать их в WADA. Как это выполнить?
— Формулировка этого решения допускает разные варианты реализации. В данном случае адресатом реализации является отдел расследований WADA и отделы расследований международных организаций — в нашем случае в сфере биатлона и легкой атлетики.
Что значит «сделайте всё возможное»? Это конкретизируется через специальные запросы. Мы такие запросы получаем, так у нас идет легальный диалог, где фиксируются наши ответы. Мы эти запросы перенаправляем тем стэйкхолдерам, у которых, возможно, есть информация. Ведь у РУСАДА никогда не было доступа к LIMS (базе данных) лаборатории. Но мы являемся ответчиком в судебном решении и его исполнителем. В этой связи направляем запросы и в Московскую антидопинговую лабораторию, и в Следственный комитет РФ, и в Минспорт. Те документы и ответы, которые получаем, переводим и направляем в антидопинговое агентство или другим организациям, которые их запрашивают.
— В 2020 году WADA объявила, что отдел расследований по итогам анализа базы данных Московской лаборатории заподозрил в манипуляциях с пробами 298 российских спортсменов. По мнению WADA, в 153 случаях есть полное доказательство для обвинений, а остальные 145 под подозрением, но из-за манипуляций с базой данных нет достаточных доказательств. РУСАДА знает имена этих спортсменов? Какие последствия их ожидают?
— Эта статистика нашла отражение в решении суда. Общее собрание РУСАДА его не обжаловало. Решение не вступило в силу, и для меня как юриста оно является официальным документом и законом. Но РУСАДА не обладает информационными источниками. То, что от нас требовалось, мы сделали. Например, от нас требовали предоставить допинг-протоколы. Мы их отсканировали и передали еще в начале этого года. Хотя сами допинг-протоколы особой информационной нагрузки не несут — они просто фиксируют процесс отбора проб.
Касательно фактуры — в судебном решении указано, что эксперты другой стороны сомневаются в этой статистике. К сожалению, не могу делать заключений о персоналиях, так как РУСАДА не обладает данными сведениями. Это необходимо выяснить в ходе взаимодействия с международным регулятором и теми стейтхолдерами, которые владеют информацией в России.
— Почему WADA не обнародует эти имена?
— Обнародование может происходить тогда, когда человек уже обвинен в правонарушении и его вина доказана судом. Это универсальный принцип юриспруденции. До того как вина доказана, любой человек считается невиновным. Даже ввиду кодекса, который указывает на ответственность спортсмена, его вина должна быть доказана легальной процедурой.
— Это касается даже тех 153 спортсменов, вина которых, как утверждает WADA, доказана?
— Это всего лишь доказательства. Должно быть завершено судебное рассмотрение. То есть Дисциплинарный антидопинговый комитет должен вынести решение, оно не должно быть апеллировано в CAS. И только после этого можно будет сказать, что этот человек что-то нарушал. Всё в контексте защиты прав человека. Невозможно говорить о виновности при наличии доказательств, но при отсутствии решения суда. Нельзя говорить о виновности человека, если виновность поставлена под сомнение.
— А сами эти спортсмены знают, что в отношении них ведутся разбирательства? Если они не знают, не лишает ли их это права на защиту? Или, наоборот, они должны все ходить и нервничать?
— Право на защиту абсолютно. Его реализация начинается в момент начала процедуры — судебной или расследования. Сейчас это можно трактовать как патернализм WADA в отношении прав спортсменов: да, есть какие-то доказательства, но их не опубликовывают, и список не опубликуют ввиду того, что сначала нужно пройти процедуру расследования, обработки результатов, а потом вынести судебное решение. Это прописано в стандартах. В центре всего стоит спортсмен, и его права должны быть обеспечены, даже если он что-то нарушил. Когда суд решит, что он виновен, вот тогда имя опубликуют. А до этого процесс рассмотрения доказательств конфиденциален.
— Когда по 298 спортсменам закончатся все процедуры, возможны новые санкции в отношении российского спорта?
— Международные стандарты предусматривают разные наказания за неисполнение критических требований. Многое дано на откуп судебным органам. Именно арбитр применяет ту или иную санкцию. Может быть, при неисполнении критического требования будет ужесточение. Но всё зависит от решения суда — это именно та школа права, которая принята в англосаксонской системе. Судьи в конфликтной ситуации исходят из своего понимания справедливости.
— Отслеживает ли РУСАДА дальнейшую деятельность бывших спортсменов, когда-либо уличенных в применении допинга, на предмет их трудоустройства в спортивные федерации? Какое у вас отношение к этим персонам?
— Отношение формалистское: это не наша сфера юрисдикции. Если бы мы были правомочны, то это была бы наша сфера ответственности. Я знаю, что Министерство спорта относится очень ревностно к этому вопросу, и сейчас принята программа для того, чтобы подобные случаи были минимизированы, подобные люди выведены из состава спортивных организаций — это действительно позитивно. Мы можем оценивать только «позитивно» или «негативно». В контексте таких мнений это очень позитивный шаг.
— Вы можете рассылать в такие организации какие-то рекомендательные письма в отношении подобных спортсменов? Как РУСАДА может влиять на их трудоустройство?
— Только содержательно. У нас есть в информационной базе данные о том, что спортсмен был дисквалифицирован за допинг. По запросу Министерства спорта эту информацию направляем, подтверждаем, что да, такой факт был. Всё идет чисто в режиме «вопрос-ответ». Мы, безусловно, не влияем, понимаем, что это очень тонкая сфера реализации прав бывших спортсменов, нынешних тренеров. Мы отвечаем только за то, что есть: есть дисквалификация или ее не было.
— Недавно министр иностранных дел Сергей Лавров заявил, что система борьбы с допингом, по сути, приватизирована Западом, а также не исключил, что США могут «выкрасть» любого спортсмена с положительной допинг-пробой, если сочтут его угрозой своим интересам в международных соревнованиях. Глава МИД РФ не упомянул впрямую «закон Родченкова», но именно с ним многие эксперты связывают те возможные действия американцев, о которых сказал министр. У РУСАДА есть понимание, каково может быть практическое применение этого закона?
— Это пока технический документ. Он принят по аналогии с компьютерными правонарушениями, когда обвинялись люди из разных стран, совершавшие компьютерные правонарушения в сфере финансов в отношении американских граждан. Там это реализуемо.
Потом последовал закон, который распространялся на сферу криптовалют, когда SEC (комиссия по ценным бумагам и биржам США. — «Известия») считала их акциями, которые должны быть зарегистрированы. Американские граждане покупали их по всему миру и наталкивались на то, что они рыночно падали вниз, влекли убытки.
После этого последовал закон, по которому держателей криптоакций, выезжавших за пределы Российской Федерации, арестовывал Интерпол. Право возникает тогда, когда какое-то правоотношение складывается в социуме, а потом облекается в норму. Либо технически, когда на основе практики рисуется норма и применяется.
— Что делать спортсменам, если «закон Родченкова» будет применяться аналогичным образом?
— Вы знаете, если постоянно задаваться вопросом «а если?», то можно не выходить из дома. Этот закон не был реализован ни в одном случае, он сложно реализуем. Нужны критерии его реализации. Кто будет подавать в Интерпол? ФБР? По запросу кого? Должны быть легальные инициаторы, должен быть легальный орган обращения в Интерпол, то есть цепочка должна быть. Пока она непонятна.
В данном случае надо поставить себе звоночек, понимать, что всё довольно сложно в нашем мире, нужно учитывать настроения иностранного регулятора. Но пока действовать смело, ездить, выигрывать — это и есть состязание. Если мы будем бояться закона технического, который только что принят… Да, действительно, вероятность есть, но прогностически надо вести себя посмелее.
— Кажется, даже некоторые влиятельные люди WADA этот закон раскритиковали.
— Критерии непонятны. И, в общем-то, с правовой точки зрения он (закон) не соответствует правам человека.
— Как вам кажется, опасно ли ездить на соревнования спортсменам? Возможна ли теоретически ситуация, когда в какой-то третьей стране, исполняя поручение США, спортсмена, якобы уличенного в допинге, заберут куда-то по запросу американских органов власти?
— Технически и прогностически это возможно. Другое дело, что должны быть критерии. Кто должен обращаться в Интерпол? Будет ли это ФБР? По запросу кого они будут обращаться в Интерпол? Ввиду такого давления США в этом вопросе и ввиду применения предыдущих законов относительно криптовалют и компьютерных правонарушений, когда фактически не доказанное участие компьютерщика явилось основой для постановки его в Интерпол, риск имеется.
— Как нам реагировать, если этот закон будет широко применяться?
— Я думаю, нам нужно быть посмелее в международном регулировании, в международном участии, если такой закон применяется. Нужно интенсифицировать свой законотворческий процесс. Не в отместку, но тем самым, чтобы показать, что мы тоже являемся участником международных отношений, в противовес выставлять подобные вещи. И в нашем законодательстве любыми способами, которые допущены в международном взаимоотношении, компенсировать те законопроекты, которые по-настоящему не реализуемы, если мы учитываем права человека.
— У нас не получится выдернуть к себе кого-то из иностранных спортсменов с положительной допинг-пробой?
— Думаю, что этого не надо делать (улыбается). Мы — Российская Федерация и граждане Российской Федерации — всегда уважаем права человека. Это априори. Всегда такой запрос у нас, все запросы у нас только к справедливости, к основам права.
Российские биатлонистки Яна Романова, Ольга Зайцева и Ольга Вилухина у здания штаб-квартиры спортивного арбитражного суда, где продолжается рассмотрение их апелляций на решение о дисквалификации Международным олимпийским комитетом в 2017 году за нарушение антидопинговых правил на Олимпиаде-2014 в Сочи
— Сейчас РУСАДА влияет на процесс восстановления в правах Всероссийской федерации легкой атлетики (ВФЛА) и Союза биатлонистов России (СБР)?
— Одним из критериев восстановления РУСАДА является и СБР. В этой связи мы должны проявлять в РУСАДА максимальную ответственность, пройти этот путь — остается больше года, но тем не менее этот путь пройти максимально ответственно и с результатом, восстановить свое соответствие Всемирному антидопинговому кодексу, стать полноправным участником международных антидопинговых правоотношений — в этом заключается наша роль. От нас зависит та частичка, которая положена в основу восстановления двух этих федераций.
— Какова вероятность, что в обозримом будущем ВФЛА и СБР восстановят свои права?
— Мы будем к этому прикладывать максимальные усилия, другого пути нет, это сумасшедший запрос. Мы ездим с образовательными программами, мы видим, насколько поменялось поколение спортсменов. Для каждого из спортсменов это является условием, скажем так… Это их жизнь. Они этим дышат. Это условия социальных лифтов. Может быть, легко пробиться в люди, но это единственный способ доказать свою уникальность, и обеспечив это право, мы обеспечиваем внедрение идеологии спорта повсеместно, во всей стране и максимально ответственно.
— За все те годы, что наш спорт подвергается давлению, санкциям со стороны WADA и других международных организаций, вы сформулировали для себя ответ — что это такое? Это действительно следствие наших внутренних нарушений, вопиющей государственной политики, в которой нас обвиняют на Западе? Или это все-таки некие политические моменты, общее давление на нашу страну, которое выливается в спорт?
— Это жесткая, но здоровая конкуренция. Понятно, мы слышим, что есть враги и друзья. Нет, это жесткая конкуренция. Но она довольно здоровая. Другое дело, что нужно прекратить отступать на международной арене. Нужно, наоборот, наступать, максимально участвовать во всех диалогах и максимально проявлять себя как полноправный участник отношений.
Эта несгибаемая и смелая позиция — единственный залог, чтобы тебя услышали. Нужно участие в международном правотворчестве, в том числе в правотворчестве следующих редакций кодекса WADA, следующих стандартов с тем, чтобы предотвратить написание стандартов под Россию, которые пишут, чтобы наказать российский спорт. Нужно больше проявлять активности. Да, мы сейчас на этапе мониторинга, восстановления соответствия. После этого нужно активно участвовать и конкурировать. Да, конкуренция жесткая, но никто не обещал, что будет легко.
