Художник обидел: биография Эдварда Мунка в драках и дебошах
Биографии великих живописцев и скульпторов еще со времен Джорджо Вазари, без малого полтысячи лет назад озаботившегося сохранением для потомков трепетных деталей жизни творцов, непременно привлекают публику. Одна, если не главная, из причин этого довольно тривиальна: каждому приятно узнать, что и гению были свойственны мелкие недостатки. Биография знаменитого норвежца Эдварда Мунка в этом смысле не исключение — и критик Лидия Маслова представляет ее как книгу недели, специально для «Известий».
Атле Нэсс
Эдвард Мунк. Биография художника
М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2021. — пер. с норв. Е.С. Рачинской, А.С. Турунтаевой. — 592 с.
Главное, что приятно поражает в жизни великого норвежского экспрессиониста Эдварда Мунка, как ее описывает Атле Нэсс, — это ее изрядная продолжительность, которую с самого начала мало что предвещало. Если не обратить особого внимания на даты жизни и смерти, а сразу погрузиться в довольно турбулентное жизнеописание Мунка, трудно прогнозировать, что человек с таким слабым здоровьем (с раннего возраста художника мучил суставный ревматизм) и такой уязвимой психикой, дополнительно расшатываемой алкоголем, сможет дотянуть хотя бы до шестидесяти.
Тем не менее, лежащий в гробу 80-летний Мунк (а в книге есть и такая фотография) выглядит настолько прекрасно, насколько вообще может выглядеть человек в данной ситуации. Похоже, он именно что покоился с миром, который при жизни был редким гостем в его мятущейся душе. Поначалу герой книги Атле Нэсса вызывает искреннее сочувствие, когда читаешь свидетельства современников: «Спокойно и кротко он замечает, что вся его жизнь, начиная с детства, была одной сплошной болью». Правда, на следующей странице этот свидетель добавляет: «Жаль, что столь одаренный художник страдает манией величия», и по мере дальнейшего чтения понимаешь, что Мунку меньше всего пристал банальный образ непризнанного гения, сжигающего себя, как свеча, с двух концов, вроде Ван Гога, умершего в 37 лет.
Безумный голландец упоминается в одной из итоговых глав книги, где автор анализирует отношение Мунка к его предшественникам и приводит цитату с порицанием Ван Гога за легкомысленное отношение к своему здоровью: «Ван Гог был как взрыв, он сгорел за пять лет, сошел с ума оттого, что писал на солнцепеке с непокрытой головой...» Сам Мунк с непокрытой головой, одно время писавший картины на платном пляже балтийского курорта Варнемюнде, изображен на одной из фотографий в набедренной повязке и неплохом настроении — она, пожалуй, может считаться иллюстрацией к осторожной фразе биографа: «Мунк в комфортной обстановке бывал приятен в общении».
Однако в этом приятном регистре обаятельного и остроумного человека, в глубине души доброго и благородного, герой книги оказывается считаные разы, по большей части представая крайне тяжелой личностью. Судя по всему, основным жанром в его общении с окружающими были в лучшем случае «ритуальные иеремиады», как называет их Атле Нэсс, то есть жалобы на всяческие несправедливости и происки многочисленных врагов, а в худшем — пьяная агрессия по отношению к любому, кто подвернется под руку.
Параноидальные наклонности Мунка (сочетавшиеся с маниакально-депрессивными колебаниями настроения) ничуть не убавились даже после того, как к художнику пришел успех: «Вопреки всем триумфам, огромным доходам и практически безграничному признанию, в 30-е годы у Мунка вновь появляется ощущение, что его преследуют». А у читателя то и дело возникает ощущение, что за всей этой неврастенией и мунковскими причитаниями про «неумение жить» скрывался на самом деле чрезвычайно стойкий нордический характер. Неудивительно, что в последней главе книги, когда речь идет о праздновании 70-летия Мунка, среди многочисленных телеграмм и наград юбиляру, включая орден Почетного легиона, есть и поздравление от рейхсминистра Геббельса, отмечающего в творчестве Мунка черты «исконно нордической культуры».
Особенно выпукло нордическая суровость художника проявлялась в его личной жизни. В книге подробно разбирается и первая любовная связь юного Мунка с замужней женщиной Милли Таулов, якобы навсегда травмировавшая его, и его совершенно безобразное, с элементами циничного альфонсизма, поведение со следующей партнершей, Туллой Ларсен, чуть не покончившей с собой, и быстро заглохший роман с музыкантшей Эвой Мудоччи, на чье письмо Мунк отвечает только из тщеславного любопытства — когда девушка пишет, что встретила американского писателя, считающего Мунка самым великим человеком своего времени.
В целом, художник, убежденный, что секс — только лишняя трата энергии, которую лучше пустить на гениальные полотна, довольно ловко отделывался от своих возлюбленных, придумав универсальную отмазку: «Мне казалось, что жениться в моем состоянии — это преступление». А ближе к годам шестидесяти неприязнь Мунка к женщинам стала принимать совсем уже комические формы. Он уволил экономку и решил взять организацию своего быта на себя, собственноручно взявшись за швабру и посоветовав удивленному другу: «Избавься от баб, они только мешают человеку жить».
Отбиваться от женщин Мунку было особенно нелегко, учитывая, что он небезосновательно пользовался репутацией «самого красивого мужчины Норвегии», как о нем писала газета «Дагбладет», хотя и в репортаже из неврологической клиники, куда красавчик Мунк к 45 годам все-таки вынужден был сдаться. К этом моменту уже понятно, насколько беспочвенными были моральные опасения отца юного Эдварда насчет его планов стать художником: «Мунк писал, что против изобразительного искусства как такового отец ничего не имел, но опасался натурщиц».
Дело в том, что лучшей натурщицей для себя в итоге оказался сам Мунк, и никакая женщина не могла отвлечь его от завороженности собственным внутренним миром. Сам герой книги рассуждал об этом не только в философском, но и в самом прагматическом ключе: «Каждое утро в моем распоряжении прекрасная, притом совершенно бесплатная модель, когда я пишу, стоя перед зеркалом для себя самого, тощего и нагого. Из этого можно сделать все библейские сюжеты: Лазаря, Иова, Мафусаила и т.д.»
Один из автопортретов, появлявшихся из-под кисти Мунка как минимум раз в год, — самый известный «Автопортрет с папиросой», — украшает и обложку книги Атле Нэсса: «Пронзительный взгляд, впивающийся в лицо зрителю, свидетельствует о том, что перед нами человек, наделенный особым видением и знанием». Можно добавить, и особым искусством самопрезентации, выходящим далеко за рамки простодушного самолюбования — одна из важнейших граней гениальности Мунка, судя по его биографии, определенно состояла в умении манипулировать людьми (в том числе и зрителями его картин), поражая их контрастом между трогательной уязвимостью художника и его же непрошибаемым эгоизмом.
