
Роман с романтизмом: что смотреть на новой экспозиции в Третьяковке

Горные склоны под тучами, одинокие путники, взирающие вдаль, древние руины и лунный свет на воде. Третьяковская галерея совместно с Государственными художественными собраниями Дрездена представляет московским зрителям искусство романтизма — известное и неизвестное. Шедевры XIX века из Германии и России побуждают задуматься о духе времени, который подчас сильнее национальных различий. Но одновременно это и диалог с современностью: живопись прошлого дополнена видеоартом и инсталляциями авторов нашего столетия. Как выясняется, идеи двухсотлетней давности сегодня по-прежнему актуальны.
От Фридриха до Виолы
Выставка «Мечты о свободе. Романтизм в Германии и России» — первый международный музейный проект такого масштаба в пандемическую эпоху. Открытие его планировалось еще в 2020-м, но и то, что он не был отменен вовсе, в условиях закрытых границ и европейского локдауна выглядит чудом. Да, совсем недавно ГМИИ им. Пушкина представил ретроспективу Билла Виолы. Но с ней ситуация проще хотя бы потому, что все исходники там цифровые (видеофайлы), ничего везти через границы не надо. Кстати, работа Виолы есть и в третьяковской экспозиции, причем та, что в Пушкинском не представлена — «Плот» (2004). И эта перекличка на самом деле не случайна. Хотя Виолу чаще сравнивают с мастерами барокко, романтических корней у него не меньше.
Да и у кого их нет? В Третьяковке деликатно, но убедительно сопоставляются морские панорамы Ивана Айвазовского и фотографа Вольфганга Тильманса, виды из окна, изображенные Василием Жуковским (поэт брал уроки рисования) и концептуалистом Ильей Кабаковым. И пусть эстетически современное искусство может быть бесконечно далеко от XIX века, идеи во многом те же.
Именно по идеям — или, иначе говоря, темам — и сгруппирована масштабная экспозиция, занявшая самое обширное пространство в здании на Крымском валу. Здесь есть разделы, посвященные внутреннему миру (мотив ухода в себя), природе (в ней романтик ищет ответы на вечные вопросы), протагонистам (создание возвышенного, но зачастую несчастного героя). И подчас непросто сказать, не глядя на этикетки, немец ли автор или русский. Но дело не столько во влиянии и подражании, сколько в тех настроениях, которые витали в воздухе по всей Европе.
Вот, например, суровый утес под мрачным небом. Подножье скалы обходят несколько маленьких фигур — люди с верблюдами. От полотна веет меланхолией. Автор — Михаил Лермонтов, тот самый. А вот еще одна горная местность, и на краю пропасти стоит одинокий путник. Но это не хрестоматийный «Странник над морем тумана» Каспара Давида Фридриха, а «Горы» (1935) Августа Маттиаса Хагена.
«Странника», конечно, нет, и ждать его в гости не стоило — пожалуй, самое известное полотно эпохи и в лучшие годы едва ли часто покидает Гамбург. Однако, других работ Фридриха в экспозиции немало. Среди них выделяется поистине мистический сюжет: «Гробница великана осенью» (ок. 1820). В центре композиции — огромная овальная каменная глыба, будто парящая над пейзажем. Чем не современное искусство?
Остров гармонии
Другие ключевые фигуры выставки — Алексей Венецианов и Александр Иванов. Каждому из них, как и Фридриху, посвящен отдельный раздел. О таких известных с детства шедеврах, как «На жатве. Лето», «Крестьянская девушка с теленком», обычно не говорят в контексте романтизма. Кажется, это вещи сугубо наши, почвенные, стоящие особняком от магистральной западноевропейской линии. Но проект Третьяковки убеждает: в глобальном смысле идеи — те же. И в общую канву полотна прекрасно вписываются. Как и «Явление Христа народу».
Великую композицию действительно можно увидеть на Крымском валу, только не финальное воплощение, никогда не покидающее Лаврушинского переулка, а эскиз середины 1830-х. Широко представлены и другие подготовительные штудии к opus magnum Иванова, равно как и иные религиозные рисунки. Экспозиция вообще напоминает о значимости сакрального для этой, казалось бы, утратившей набожность эпохи.
Темой веры и завершается всё повествование, что, пожалуй, символично. В последнем блоке работ публику ждет встреча с еще одним хрестоматийным образом, который, однако, именно в этом варианте в Москве впервые. В 1832 году Алексей Марков написал полноразмерную копию с «Сикстинской Мадонны». В Петербурге работу признали удачной и приобрели для музея Академии художеств. Культ Рафаэля — действительно важнейшее явление эпохи, затронувшее и Россию. Известно, что Николай I лично курировал приобретение работы ренессансного мастера. А выражение «гений чистой красоты» впервые прозвучало именно в отношении «Сикстинской Мадонны» из уст Жуковского, а вовсе не в адрес пушкинской возлюбленной в стихотворении «Я помню чудное мгновенье».
Впрочем, в связи с рафаэлевским эхом в XIX веке стоит говорить даже не о религии, а о стремлении к возвышенному и недостижимому идеалу, а также о попытке найти в идиллически-прекрасном прошлом спасение от несовершенства мира сегодняшнего. Романтики обращали взор к эпохе Возрождения, мы же сегодня ностальгируем по романтизму. Поэтому нет сомнений, что выставка станет очередным хитом. Слагаемые успеха налицо: множество образцов той привычной массам красоты, которая не требует объяснений, немало громких имен. Но главное, при всех жизненных драмах и душевных терзаниях романтиков, их творчество для нас — островок гармонии, которой так не хватает в наши тревожные времена.