Перейти к основному содержанию
Реклама
Прямой эфир
Происшествия
Губернатор Воронежской области сообщил о ликвидации нескольких БПЛА над регионом
Мир
Die Welt узнала о планах европейских стран провести в США переговоры по Украине
Мир
Ушаков заявил о регулярном диалоге РФ с администрацией Белого дома
Мир
Сенат США одобрил закон о продлении финансирования правительства до 30 сентября
Армия
Инженерные войска начали разминирование освобожденной территории в Курской области
Наука и техника
Корабль Crew Dragon с российским космонавтом Песковым стартовал к МКС
Политика
Медведев отверг призыв Великобритании к перемирию на Украине без условий
Мир
Землетрясение магнитудой 4,7 зафиксировали у берегов Италии
Мир
Трамп заявил о получении хороших новостей по урегулированию конфликта на Украине
Мир
Рубио сообщил о позиции США по поводу желания Европы ввести санкции против РФ
Мир
G7 пригрозила РФ санкциями в случае отказа от инициативы США по прекращению огня
Общество
Временные ограничения на работу введены в аэропортах Волгограда и Саратова
Общество
Синоптики спрогнозировали гололедицу в Москве 15 марта
Происшествия
В Белгородской области сообщили о повреждениях в результате атак БПЛА на регион
Общество
В рамках конференции в Казани приняли резолюцию по спасению снежных барсов
Мир
Полиция Британии выдвинула обвинения против российского капитана судна Solong
Происшествия
Гусев заявил о ликвидации еще по меньшей мере пяти БПЛА над Воронежской областью
Главный слайд
Начало статьи
Озвучить текст
Выделить главное
Вкл
Выкл

Конец света уже произошел, но пандемия здесь ни при чем, считает Владимир Мартынов. Он винит трех теноров в убийстве академической музыки и собирается издать книгу-артефакт на полторы тысячи страниц. Об этом композитор и философ рассказал «Известиям» в преддверии своего 75-летия.

— Начну с дежурного вопроса: каковы ваши ощущения перед юбилеем?

— Особых ощущений нет. Меня, пожалуй, больше волнует не свое 75-летие, а 20-летие моего фестиваля. В этот раз он проходит не только в «ДОМе», а еще в галерее Нади Брыкиной на Мясницкой, где я тоже буду играть. Днем — у нее, а вечером — в культурном центре «ДОМ»: с ансамблем Opus Posth, потом с диджеями, электронщиками. Заключительный концерт состоится в Концертном зале Чайковского. Для меня именно фестиваль — самое важное сейчас.

— Когда вы взаимодействуете с диджеями, вам комфортно? Не чувствуете, что вы родом из другой среды?

— Взаимодействовать с ними гораздо комфортнее, чем с любыми академическими композиторами. Мне с композиторами тяжело. Не знаю, о чем с ними говорить. Те из них, кому сейчас лет 50, в душе уже старики, поэтому мне интересны композиторы около 30-ти, например, Настасья Хрущева. Но, конечно же, я много сотрудничаю с Леонидом Федоровым (рок-исполнитель, лидер группы «АукцЫон», — «Известия»), которому тоже уже за полтинник.

Вообще, композиторы — это уходящая натура. Последнее поколение, которое действительно явило миру что-то особое, рождено до Второй мировой войны, в 30-х годах. Пярт, Сильвестров, Райх...

— Вы говорите о конце времени композиторов?

— Конечно. Но не надо путать его с концом времени музыки. История музыки продолжается, и она достаточно насыщенна. Просто это дело переходит в руки диджеев и представителей каких-то других альтернативных специальностей.

Владимир Мартынов
Фото: ТАСС/Валерий Шарифулин

— Все фигуры, которых вы перечислили, близки вам стилистически. Дело в этом?

— И в этом тоже. В 1970-е годы я участвовал в крутом культурном повороте вместе с Сильвестровым и Пяртом. Мы встречались нечасто, но когда удавалось увидеться, то общение было очень плотным. Однажды мы с Сильвестровым ехали в «Красной стреле», всю ночь простояли, беседуя у окна в коридоре, и он сказал: «Вы понимаете, что сочинение музыки в наше время — это гальванизация трупа?» Дело было в 1975-м, а меня сейчас обвиняют, что я говорю о конце времени композиторов.

То поколение еще верило в миссию композитора, в то, что они создают великие произведения. Я же в это уже не верю, в чем и причина наших разногласий с Пяртом и Сильвестровым. Все свои лучшие партитуры они создали в 1970-е и 1980-е. А в 1990-е и, тем более 2000-е годы уже было более или менее успешное повторение пройденного. Извините меня, но когда последователь иеромонаха Софрония Пярт посвящает симфонию Ходорковскому, это значит, что с миром происходит что-то не то.

— Но вы по-прежнему пишете и музыку, и книги. Кем себя считаете в первую очередь — композитором или философом?

— Какой я композитор? «Какой я мельник? Я местный ворон!» (цитирует «Русалку» Даргомыжского. — «Известия») Сейчас не лучшее время для философии или музыки. Как бы я себя охарактеризовал? Я свидетель. Мое дело — свидетельствовать о том, что происходит, причем беспристрастно. Рассказывать, как субстанция композиторского творчества истончается, у меня вроде неплохо выходит.

Я получил одно из самых лучших музыкальных образований — учился и в Мерзляковском училище, и в Московской консерватории у Юрия Николаевича Холопова, Николая Николаевича Сидельникова. Это такие столпы теоретической мысли, музыкознания, композиции, которые сейчас невозможны. И не нужно им сейчас быть. Прошло время философов и поэтов, настало время портных и парикмахеров. Открытия прошлого остаются в прошлом.

— Вы считаете, эти открытия обесценились?

— Тут вот что важно. Музыка не есть что-то раз и навсегда данное. В один период истории она может быть одним, в другой — другим. Сейчас она превратилась в продукт потребления, хотя когда-то была орудием духовного постижения Бытия.

Недавно по телевизору услышал о том, что «Войну и мир» надо изъять из учебных программ, причем это говорили не какие-то хипстеры, а убеленные сединами филологи. Они объясняли: «Молодежь сейчас не может читать. Там очень длинные фразы, очень большой объем. Пусть вместо «Войны и мира» будет «Смерть Ивана Ильича», она покороче». В музыке — то же самое. Мы не можем не только сделать что-то подобное симфониям Бетховена или Малера, но даже прослушать их адекватно. Там огромное количество меняющейся информации, и это надо переживать, следить за каждым моментом, не отвлекаясь. А наше клиповое мышление входит в смертельное противоречие с этой задачей. И когда я сам что-то сочиняю или пишу, то учитываю господство клипового мышления, у меня нет претензий на создание таких вещей, как симфонии Малера. Хотя мне больше удается это не в музыкальных произведениях, а в литературе. Скоро у меня должен выйти второй том «Книги перемен» на полторы тысячи страниц. И это издание — не столько для чтения, сколько для разглядывания, листания. Там масса картинок. Это не книга, а артефакт. Одно знание о ней может изменить жизнь многих.

— Когда вышла ваша книга «Конец времени композиторов», в музыкантской среде это было воспринято, как взрыв атомной бомбы. При этом у меня сложилось впечатление, что вас просто не совсем правильно поняли.

— Мой друг Олег Галахов (народный артист РСФСР, председатель Союза московских композиторов. — «Известия») рассказывал, как посетил музыковедческую секцию Союза композиторов. Там такая ругань стояла по поводу этой книги! И тогда Олег им говорит: «Поднимите руку, кто ее прочитал». Оказалось, никто, кроме председателя секции, музыковеда Рожновского. Хотя, в каком-то смысле это тоже хорошо, потому что идея должна быть больше книги, в которой она изложена. Ни в коем случае не сравниваю, но в средневековой Европе и России Евангелие вообще никто не читал, прихожане были неграмотные, хотя все знали про «не убий, не укради».

Книга вышла почти 20 лет назад. За прошедшее время вы переосмыслили что-то написанное или, напротив, увидели подтверждение сказанному?

— Только подтверждение. После «Конца времени композиторов» я написал книгу «Зона opus posth, или Рождение новой реальности», в ней какие-то вещи уточнялись. Но в конце концов решил, что больше об этом даже не стоит говорить. Для меня это закрытая тема. В этих книгах всё расписано, но ни одного возражения по существу до сих пор нет.

Владимир Мартынов
Фото: ТАСС/Валерий Шарифулин

— Ваши труды — про коренной перелом в истории человеческой культуры. А 2020 год не стал, по вашему ощущению, таким же поворотным моментом? Как вы себя ощущаете в той ситуации, в которой мы все оказались?

— В какой-то степени ущемленно, потому что у меня слетел целый ряд важных проектов.

Если же говорить глобально — да, пандемия повлекла ряд неудобств, ограничений, травматических опытов... Когда видишь пустые города, когда практически отменяются Пасха и Рождество, понимаешь, что мы теперь живем в каком-то другом мире. Но не надо это преувеличивать. Многие кричат: «Настал конец света». Однако конец света настает не на улице и в окружающей жизни, а в глубине твоей души.

Я-то уверен, что конец света уже произошел, поэтому ни пандемия, ни ядерная война не может ничего изменить. Как говорится, для сваренного рака всё худшее позади.

— Когда же это случилось?

— Это не одномоментное событие, а процесс. С моей точки зрения, конец света начал происходить с конца 60-х годов. Здесь можно говорить о «Великом Ускорении» — антропоцене. Но частности красноречивее. Когда на прием в честь дня рождения английской королевы в Букингемский дворец, куда раньше звали музыкантов уровня Горовица, пригласили Элтона Джона, это такое свидетельство конца света, что никакое падение метеорита с ним не сравнится. Или когда три тенора спели «'O sole mio» (знаменитый стадионный концерт Паваротти, Доминго и Каррераса в 1990 году. — «Известия»), это тоже стало знаком конца света. Они вбили осиновый кол в сердце академической музыки.

— И всё же закончить нашу беседу хотелось бы в мажоре. Можете вспомнить самый счастливый момент вашей жизни?

— Несмотря на мои мрачные слова, я считаю себя самым счастливым человеком, и чуть ли не каждый момент моей жизни — счастливейший. Не могу выделить какого-то одного, потому что вплоть до этой беседы вся моя жизнь — сплошной счастливый момент. Пока что.

Справка «Известий»

Владимир Мартынов окончил Московскую консерваторию (класс композиции Николая Сидельникова), в 1973 году начал работать в Московской экспериментальной студии электронной музыки. В 1977-м создал рок-группу «Форпост». В 1978-м прервал композиторскую деятельность на шесть лет, в течение которых преподавал в духовной академии Троице-Сергиевой Лавры, занимался расшифровкой и реставрацией памятников древнерусского богослужебного пения, изучением древних певческих рукописей в ряде монастырей. В 1984-м вернулся к сочинению музыки. Его произведения звучали в спектаклях Юрия Любимова, Анатолия Васильева, в фильмах Паоло Соррентино и др. Автор ряда философских трудов.

Читайте также
Прямой эфир